Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 1

— Простите, Вы мне сейчас очень напомнили одного мужичка, который сказал: «Ну, вас, оно, конечно, понятно, а нас-то за что же?» У нас каждый готов обвинить кого угодно, только себя самого ни в чем не считает виноватым… А я думаю, что отвечать придется за все, и отвечать всем. С каждого взыщется. Что же Вы, в самом деле полагаете, что все это уляжется и опять будет идти по-старому, то есть катиться еще дальше? Катиться-то уже больше некуда. И отсрочек уже больше не будет. А вешать — да кого ж еще вешать, на самом-то деле, кого призывать к ответу, как не Владимира Николаевича, который громил и обличал с трибуны Государственной думы, подрывая последние авторитеты, не Алексея Столпакова, который эти же авторитеты тупо отстаивал, даже тогда, когда они действительно плевка не стоили; дойдет дело и до великих князей, которые пьянствовали и распутничали, дойдет до всех ваших кузенов и племянников, до меня, наконец, который все это предвидел еще до девятьсот пятого года и порицал и правых, и левых, сидя в своем мышином углу…

— Бросьте, голубчик. Вы отлично знаете, что я не о Вас и не о них говорю. Ну да, конечно, и наши тоже хороши. Но не в них же все дело…

— Как же так, не в них? А в ком же? — И отец привстает даже с кресла, на которое было присел. — А кто же, Вы думаете, ответит за все? За словоблудие и тупоумие всех министров и лидеров, за бездарное ведение хозяйства, за беспорядок в своих и чужих домах и душах? Кто же был во главе всего этого бедлама, именуемого государством Российским? Ведь если Вы позовете людей и здесь, у себя в Марусине, станете ими командовать так, что, мол, сегодня разбирай крышу — разберут, завтра бей стекла в окнах — разбили, послезавтра — швыряй мои иконы в нужник, мы, мол, нужник после все равно весь целиком в столовую перенесем… Так люди, что ли, виноваты? Хозяйка-то Вы? Кого пришлось бы останавливать? Кому связывать руки? Над кем учреждать опеку? Все исполнялось-то по Вашему слову и приказанию. А Вы бы тут еще закричали: «А теперь дайте мне веревку: я этих негодяев вешать буду — они, мол, не поняли, что я им все шиворот-навыворот говорила, надо было наоборот делать». Ясно, Вам всякий ответил бы: ну нет, Вы уже все показали, на что способны. Теперь садитесь и ждите, как насчет Вас решат. А людей ругать Вам не приходится. Что Вы приказывали, они то и делали. Это — руки. А головой-то всему были Вы…

— Ну, mon cher[68], я же знаю, что Вас не переспоришь… Вы просто оборотень какой-то: с революционерами говорите как монархист и патриот, а с монархистами — как, простите меня, настоящий террорист-забастовщик…

— Quod erat demonstrandum — что и требовалось доказать, — улыбается отец и, внезапно успокаиваясь, меняет тему разговора. — А я вот собирался пройтись немного, прежде чем засесть за письма; у меня, правда, почти вся корреспонденция на Веру переложена, однако ж сыновьям надо иногда и самому написать, да и дяде Леше тоже, а то у него после Вашего письма, в котором Вы сообщили ему о нашем нашествии, совсем в голове все перепуталось… Кстати, Вы спрашивали, как я спал. А мне сегодня, верней, вчера с вечера, действительно сон приснился какой-то странный…

— Расскажите же. Успеете еще к своим делам, день начался только…

— Извольте. Снилось, будто проснулся я опять у себя в Новинках, в спальне, ночью; подхожу к окну и через открытую форточку смотрю на звездное небо, как часто делал это и в самом деле. И вот в небе я замечаю какое-то новое, удивительное созвездие. Точно звезды образовали круг. В кругу, тоже из звезд, профильный портрет Петра Великого, такой, как вот на медалях бывает, и по бордюру из совсем мелких звездочек надпись по латыни: Petrus Primus; дальше какие-то даты в цифрах — я не разобрал или не запомнил — и затем: «молится за Россию». И все это до того явственно, ярко! А сегодня, встав, просмотрел свежую газету, которую мне Дина со станции привезла, там сообщение о восстановлении патриаршего престола. И как-то сразу подумалось, что сон, возможно, с этим связан? Ведь как Вы, быть может, помните, в 1700 году, после смерти патриарха Адриана, Петр упразднил патриаршество в России, и только сейчас, спустя 217 лет, оно восстанавливается… Мне и подумалось, что, быть может, за это он был лишен там возможности молиться за Россию, а теперь с него это снято? Что мы знаем?..

— Действительно, странный сон. А мне последнее время и снов нету; что наяву, то и во сне: что-то склизкое, отвратительное, и все мы в этом скользим и остановиться не можем…

Тетка надевает свое пенсне, болтающееся на темном шнурочке, и внимательно приглядывается…

— Ну идите, идите, погуляйте… Вы мне что-то не нравитесь сегодня. И под глазами темные синяки — никогда у Вас этого не замечала.

…………………………………………

Восстановление патриаршества серьезно занимает отца. Может быть, авторитет единого главы православной церкви, и благодаря единоначалию, и потому, что патриарх — это священнослужитель, а не правительственный чиновник «святейшего» синода, поспособствует укреплению религии и веры…