Собрание сочинений в пяти томах. Т.1

21 ноября. «Пелагея из Пугина принесла кувшин молока, плотвы, несколько яиц и немного пшенной крупы».

22 ноября. «Дуняша прислала редьки и мне пирожок».

23 ноября. «Настя из Безбородова принесла бутылку молока и селедку…» «Уехала тетя Катя…»

25 ноября однообразие сообщений прерывается очередным событием: «Вера ушла в Мелково, где останется ночевать, чтобы завтра исповедаться и причаститься».

26 ноября. «Вернулась Вера. Она в поле обморозила всю щеку, и когда встречные ей сказали, так оттирала ее снегом, что содрала варежкой всю кожу». Вспоминаю этот день и знаю дорогу — верст восемь пути, открытое место — шоссе Москва — Петербург, жестокий мороз с сильнейшим резким ветром. Горит ярко-красное (позже оно станет сине-багровым) пятно на щеке у сестры размером с мою тогдашнюю ладонь. Она сидит и смотрится в маленькое зеркальце, пытается пошутить, а у самой слезы на глазах и от боли, и от огорчения тоже…

27 ноября. «Пришла Фекла Егоровна, уговаривала нас скорее уезжать, говорила, что нам здесь все равно жить не дадут…»

28 ноября. «Из Петербурга приехала Мадемуазель с кузиной Ольгой Аркадьевой. Ходили с Верой по домам, искали, не продаст ли кто-нибудь немного муки. Так и не нашли…»

29 ноября. «Неприятная новость: хозяин таки продал дом, где мы живем, и не далее, как в три-четыре дня мы должны переехать… Это уже 6-е переселение. Вера искала квартиру»…

30 ноября. «Мадемуазель и Ольга уехали сегодня ночью. Дуняша привезла подводу дров. Неожиданно к нам, вернее, на этот раз к нашему хозяину, пришли с обыском; искали данные ему на хранение вещи Козловых. Видимо, кто-то донес. Отняли шкапчик маленький, с цветными стеклами, и много книг из приложений к журналу „Нива“. Во время обыска я утащил несколько томов Тургенева, Гоголя и Лескова. Из наших вещей ничего не взяли. Говорили, что с нами и Козловыми очень гуманно поступают: из Фофанова нас-де выгнали, а в Городне приютили…» (Фофаново и Городня — волостные центры, первый — в Московской, второй — в Тверской губ.). «Квартиру нашли, только очень скверную, дырявую со всех сторон».

30 ноября. «Переехали при помощи Дуняши на конец деревни. Довольно тесно, холодно и масса клопов; топить приходится и печку, и лежанку, но все тепло быстро выдувает; стекла в окнах разбиты, грязно, во все щели тянет и т. п. Весь день устраивались на новом месте. Дуняша привезла на новоселье два воза дров. Вечером Аксюша осталась ночевать одна, а мы с Верой пошли спать к Фекле Егоровне…»

Эту избушку, окруженную сугробами и нежилую, стоявшую на отлете от деревни, насквозь просвистанную ветром, я, конечно, никогда не забуду. Мы уже понемногу отвыкали удивляться, но все-таки, когда мы, войдя, впервые увидели выбитые стекла и наносы снега на полу, а под потолком — щели наружу, через которые виднелось небо, впечатление оказалось сильным. Экзотика была поэффектней жюль-верновской, а главное — все на самом деле. Сцены каждый раз были нам приготовлены настолько правдоподобные, что, раз выйдя на них, и захочешь — не найдешь уже обратного пути; хочешь ли, нет ли — исполняй свои диалоги и монологи сообразно обстоятельствам, тащи сюда, и никуда более, выменянный где-то на последнюю кофту или одеяло мешочек муки, кусок сахару, маленькую бутылочку с керосином или с постным маслом…

Однако некогда было задаваться риторическими вопросами вроде: «Разве здесь можно жить?» Аксюша без устали топила, конопатила щели и углы, забивала тряпками и завешивала ковром, сохраненным Дуняшей, разбитое окно. К нам вернулись кое-какие вещи (как этот ковер), сбереженные крестьянами.

Правда, не вернули вещи в целости, некоторые воспользовались положением, но таких было немного.

Кирпичная времянка быстро нагревала комнату, но тепло держалось только пока топили. Особенно холодно было по утрам. Я спал, раздеваясь лишь наполовину, рядом с Верой, на огромной кровати, сколоченной из деревянных брусьев. Когда воздух нагревался, во всех щелях кровати и дома оживали клопы; тощие, еле живые, совсем прозрачные, едва держась на ножках, они кусались все яростнее и злее. Аксюша ошпаривала их кипятком, мазала керосином, жгла — ничто не помогало.

В дневнике снова и снова заметки вроде: «После чаю с Верой гуляли. Вера променяла кофту на две меры картофеля, ведро капусты и 400 руб. денег. Аксюша пекла хлебы. Еще она снаружи забрасывала дом снегом, а изнутри снова промазывала щели глиной и затыкала паклей. Вечером приходила Мимочка…»

«…C утра несчастия: во-первых, у печки выскочила заслонка и надымило, потом, у печурки лежали валенки и у них обгорели края; потом, забыли, когда начали топить, полотенце, висевшее на железной трубе, — оно сгорело и сильно начадило. Света нет. Вера ходила в Безбородово искать лампу. Жена старосты дала ей пока свечку. Таня из Завидова прислала нам со своим племянником картофель и немного конфет. Пришла Аксинья и осталась ночевать на печке».

«…Вера сменяла на две меры картофеля большое белое тканевое одеяло… Все угорели, с Верой был обморок; ее оттирали нашатырным спиртом…»