Собрание сочинений в пяти томах. Том 4. Пьесы и радиопьесы

Оба слепца. Литром водки. Литром водки.

Клара Цаханассьян. Расскажите же, Коби и Лоби, что я с вами сделала?

Дворецкий. Расскажите.

Оба слепца. Дама приказала нас разыскать. Дама приказала нас разыскать.

Дворецкий. Верно. Клара Цаханассьян приказала их искать. По всему свету. Они эмигрировали: Якоб Хюнлейн в Канаду, а Людвиг Шпар в Австралию. Но она их нашла. Что же она с вами сделала?

Оба слепца. Она отдала нас Тоби и Роби. Она отдала нас Тоби и Роби.

Дворецкий. Что с вами сделали Тоби и Роби?

Оба слепца. Кастрировали и ослепили. Кастрировали и ослепили.

Дворецкий. Таково это дело: перед вами — судья, ответчик, два лжесвидетеля и судебная ошибка, совершенная в тысяча девятьсот десятом году. Я правильно все осветил, истица?

Клара Цаханассьян(встает). Да.

Илл(топает ногой). Но срок давности миновал, все это было в незапамятные времена. Старая дурацкая история.

Дворецкий. Что стало с вашим ребенком, истица?

Клара Цаханассьян(тихо). Он прожил всего год.

Дворецкий. А с вами?

Клара Цаханассьян. Я стала проституткой.

Дворецкий. Почему?

Клара Цаханассьян. Меня обрек на это суд.

Дворецкий. И теперь вы требуете, чтобы свершилось правосудие?

Клара Цаханассьян. Да. Теперь мне это по средствам. Город Гюллен получит миллиард, если кто-нибудь убьет Альфреда Илла.

Мертвая тишина. Жена Илла бросается к мужу и обнимает его.

Госпожа Илл. Фреди!

Илл. Как ты можешь этого требовать, моя колдунья? Ведь позади такая длинная жизнь…

Клара Цаханассьян. Жизнь позади длинная, но я ничего не забыла. Ни Конрадова леса, ни Петерова сарая, ни кровати вдовы Болл, ни твоего предательства. Мы уже старики, ты опустился, а меня искромсали хирурги. И теперь я хочу свести с тобой счеты, ты сам выбрал свой путь, а я свой не выбирала. Только что, сидя в лесу, где прошла наша юность, ты хотел вернуть прошлое. Ну вот, я его возвращаю тебе, но требую правосудия — правосудия в обмен на миллиард.

Бургомистр(встает бледный, с достоинством). Госпожа Цаханассьян! Мы пока еще живем в Европе, и мы христиане. От имени города Гюллена и во имя гуманизма я отвергаю ваше предложение. Лучше быть нищим, чем палачом.

Бурные аплодисменты.

Клара Цаханассьян. Я подожду.

Действие второе

Все тот же городишко. В глубине фасад гостиницы «Золотой апостол» с обшарпанной лепниной в стиле модерн. Балкон. Справа — вывеска «Альфред Илл. Магазин».

Под вывеской — грязный прилавок, за ним полки, забитые всяким хламом. Когда кто-нибудь входит в условно обозначенную дверь, тонко звенит колокольчик. Налево вывеска: «Полиция». Под ней дощатый стол, на нем телефон.

Два стула. Утро. Роби и Тоби, как всегда жуя резинку, проносят через сцену в гостиницу траурные венки и букеты.

Илл следит за ними через окно своей лавчонки.

Его дочь подметает пол. Сын закуривает сигару.

Илл. Опять венки.

Сын. Каждый день они их таскают с вокзала.

Илл. Украшают пустой гроб в «Золотом апостоле».

Сын. Пугают, а никому не страшно.

Илл. Весь город за меня.

Сын закуривает.

Мать придет завтракать?

Дочь. Нет. Она устала.

Илл. Хорошая мать вам досталась, детки. Ей-богу. Должен вам это сказать. Хорошая мать. Пусть побудет одна, пусть передохнет. А мы позавтракаем втроем. Давно мы этого не делали. Я зажарю яичницу и открою коробку американской ветчины. Закатим княжеский пир. Совсем как в те счастливые годы, когда у нас в городе процветало «Место под солнцем».

Сын

. Ты меня извини. (Тушит сигарету.)

Илл. Не хочешь с нами поесть, Карл?

Сын. Схожу на вокзал. Там заболел носильщик. Может, им понадобится замена.

Илл. Ну, таскать тяжести в такой зной — разве это занятие для моего сына?

Сын. Лучше хоть такая работа, чем никакой! (Уходит.)

Дочь(встает). И я пойду, отец.

Илл. И ты? Так-так. А куда ты пойдешь, разрешите спросить?

Дочь. На биржу труда. Может, найдется хоть какое-нибудь место. (Уходит.)

Илл растроган. Он вытаскивает платок и сморкается.

Илл. Прекрасные дети. Завидные дети.