Собрание сочинений в пяти томах. Том 4. Пьесы и радиопьесы

Юбелоэ уходит в дверь справа, щит поднимается, открывая Анастасию и целующего ее министра, не видны только их головы. Слева входит Миссисипи и снова опускает щит.

Миссисипи. Прежде чем этот грязный щит окончательно поднимется вверх, чтобы показать вам лживую сцену — весь этот эпизод от начала до конца преувеличен до непристойности, будь это правда, я, как человек проницательный, давно бы все установил, — так вот, прежде чем все это произойдет, я хочу описать вам следующую сцену. (Министр за щитом отступает назад и удаляется через правую дверь, видны только его ноги; только после этого щит поднимается. Анастасия неподвижно стоит у стола, держа в руках газету.) Это случилось сегодня утром. Я работал всю ночь, на этот раз надо было обосновать смертный приговор одному сутенеру, дело оказалось довольно запутанное. За окном бушует толпа, в комнате рядом дрожит от страха моя супруга. Я вхожу в комнату и вижу своего тюремного ангела, она держит в руках экстренный выпуск газеты. Я говорю жене, что газета пишет правду. Они видели во мне законного сына американского пушечного короля и итальянской принцессы. Мадам, выкиньте это из головы, я всего лишь сын уличной проститутки, имя которой мне неизвестно, также как и имя моего отца.

Анастасия. Я на мгновение задумалась, затем подошла к Миссисипи и торжественно опустилась перед ним на колени.

Она опускается на колени.

Миссисипи. Я расстроганно спросил: мадам, вы меня не презираете?

Анастасия. В ответ я поцеловала ему руку.

Она целует его руку.

Миссисипи

. Я тихо сказал: мадам, цель нашего брака достигнута, мы покаялись. Быть может, уже нынешним вечером с треском провалится моя попытка восстановить закон Моисея. Вы слышали, какое столпотворение было этой ночью. Презренные камни в этой комнате, разбитые зеркала, обезображенная богиня любви говорят о многом. Они говорят горькую правду об утраченной иллюзии. Что мешает нам открыто признаться в отравлениях, которые мы совершили — вы из любви, я из соображений морали, — и умереть вместе мученической смертью? Я готов, мадам!

Анастасия. Я торжественно поднялась и поцеловала его в лоб.

Она поднимается с колен и целует Миссисипи. Щит снова опускается. Опять появляются ноги министра, который входит в правую дверь и направляется к Анастасии.

Миссисипи. Такая вот сцена. Она потрясла меня и не может не потрясти вас. Я рассказываю вам о ней, хотя именно в этот момент меня осадила в суде присяжных беснующаяся толпа, и, когда эти люди вскоре начнут гонять меня по всему зданию, вверх по лестницам, по галерее, вниз по лестницам, а затем в фойе, под статуей богини правосудия, жестоко изобьют и оставят лежать истекающего кровью — все это произойдет через несколько часов, — я не буду чувствовать ничего, кроме прикосновения губ этой необыкновенной женщины: неувядаемый лавровый венок, расцветший на моем опозоренном челе.

Миссисипи выходит в дверь слева. Видны Анастасия и министр, они, как мы уже знаем, крепко держат друг друга в объятиях. Комната соответствует описанию Юбелоэ. За окном слышится пение «Интернационала».

Анастасия. Всю ночь они забрасывали дом камнями и пели свои песни.

Министр. Звонить мне было безрассудством.

Анастасия. От ужаса я совсем потеряла голову.

Министр. Как хорошо целовать тебя, когда мир трещит по всем швам.

Анастасия

. Ты избавишь меня от этого человека. Я хочу целовать только тебя.

Министр. Ты будешь целовать меня всегда. Швейцару в публичном доме не помогают.

Анастасия. Всеобщая забастовка коснется и тебя.

Министр — он в цилиндре и плаще — начинает раздеваться.

Цилиндр он нахлобучивает на голову богини любви, плащ бросает на спинку стула и т. д.