Читаем Собрание сочинений в шести томах. Том 6 полностью

— Системы новые, — сказал Пигида, проводя ладонью по замковой части одного из орудий. — Очень точные и мощные по огню. Мы их получили недавно. Они еще пахли краской, когда мы приехали за ними вместе с Мизько. Интересно было! Посмотрели на них, обошли вокруг. Пушки, конечно, как пушки: стволы, лафеты, колеса. Но какие стволы, сами можете судить, какие лафеты! «Что делать будем?» — спрашиваю Степана. «Не гармата, — говорит он, скребя затылок, — а цила хвабрика!» Делать нечего, прицепили мы эти «хвабрики» к тягачам и повезли сюда, в полк. А потом взялись за книги, за таблицы, за справочники. Ночей не спали, все копались в книгах при коптилке, чертили, как техникумовцы перед зачетами, задачки решали… А сами от страху млели — вот-вот поступит приказ открыть огонь. Вдруг мазать начнем по цели. А как тут мазать! Каждый снаряд — целое состояние. Никак нельзя, чтобы он гремел вхолостую. Пришел-таки приказ, настал этот день. Я был на передовом наблюдательном пункте, в нескольких километрах отсюда, сидел возле амбразуры, волновался. А Мизько здесь, на огневых, хозяйничал. Скомандовал я цифры, какие получились у меня после расчета, слышу — ударили оба «Бориса», и первый и второй. Это мы их «Борисами» зовем: «Борис-первый», «Борис-второй». Снаряды идут чуть ли не в стратосфере, шелестят, рвя пространство. Долго, кажется, идут, конца не дождаться. Гляжу, встают два столба дыма, и оба за целью. Скриплю зубами, делаю поправку. Новых два удара. Прямо в цель! Накрыли голубчиков. Бревна, камни, рельсы — метров на сто вверх хлещут. Блиндаж в районе Урицка выдернули из земли с корнем. Первый экзамен выдержали.

Пигида рассказывает с увлечением.

Оба они со Степаном Мизько уже убедились, насколько точно работают их орудия. Батарея в последние недели расстреляла десятки заданных командованием целей — блиндажей, дзотов. На днях стерли с лица земли каменный дом, оборудованный артиллерийскими и пулеметными гнездами, окруженный траншеями и блиндажами. Корректировал огонь Пигида, и девятнадцать снарядов из тридцати направил прямо в дом. В случаях таких прямых попаданий говорят: осталась груда кирпича. Но здесь и этого не осталось. Силою взрывов кирпич разбросало далеко по сторонам.

Другой дом, поменьше, Пигида разнес уже пятью снарядами из шести. Он перестал волноваться на наблюдательном пункте, отлично зная теперь, что Степан Мизько, остающийся на батарее во время стрельбы, пошлет снаряды туда, куда укажет командир.

Оружие изучено, но в свободные минуты артиллеристы по-прежнему снова и снова перелистывают справочники и таблицы. Порой Мизько скажет: «Комбат, вот тут написано: чтобы попасть в заданный квадратный метр на расстоянии в столько-то километров, надо послать четыре тысячи семьсот сорок «огурцов». Ну тот домик был, конечно, не квадратный метр, а, скажем, сто квадратных метров, — все равно полсотни снарядов надо было. Мы же разбили его с шести. Или, помнишь, стреляли но то что по метру, а по трубе, что над блиндажом дымилась? Разбили трубу. Что же получается?» — «Получается стахановское перевыполнение норм. Те ребята — шахтеры — тоже сверх всяких расчетов работали».

На батарее Пигиды и Мизько я провел несколько дней. Пе раз приходил к командиру полка, уверяя его, что с практической деятельностью артиллеристов-корпус-пиков уже ознакомился, нуждаюсь, мол, в теоретических обоснованиях и объяснениях.

— Ну что ж, — согласился однажды подполковник, — что смогу, то и расскажу. Артиллерия — бог войны! Это верно. Но бог не подводит в тех случаях, когда командир-артиллерист, и без того хорошо зная свое дело, постоянно в нем совершенствуется, все больше овладевает артиллерийской культурой. Для того чтобы произвести орудийный выстрел, понадобится целый комплекс подготовительных мероприятий. С Пигидой пример очень удачный и показательный. Я как-то наблюдал за его работой на НП. Он открыл огонь — снаряды легли вправо от цели. Он сделал расчеты, подал новую команду, и снаряды на этот раз точно накрыли огневую точку. На первый взгляд — ну что тут такого, пустячок: в первом случае было «0-20», с поправкой получилось «0-16». Мелочи какие-то. И действительности же, чтобы получить цифру «0-16», Пигида проделал большую работу: измерив отклонение разрывов от цели, он умножил коэффициент на отклопепие и получил нужный расчет. Достаточно было допустить ошибку в сотую долю, и снаряды снова легли бы в стороне — напрасный расход боеприпасов, потеря времени. Пигида работает быстро, все несложные расчеты производит в уме и редко пользуется бумагой и карандашом.

Подполковник щелкнул портсигаром, мы закурили «Беломор», в котором вместо табака было набито мочало; в комнате запахло паленым.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее