Я жил на комсомольской стройке{398},не наблюдал, а просто жил,дышал, обдумывая строки,и не был праздным и чужим.Но, резюмируя по пунктам,ходил до полночи по ней,с комсоргом трясся на попутной,в солдаты провожал парней.Я жил не в позе летописца,мне труд друзей не трын-трава,и для пустого любопытствалюдей от дел не отрывал.Лишь раз, осмелившись и сунувсвой нос, на вышку приходил,где с толком действовал Изюмов —орденоносный бригадир.Я жил с дружищем в общежитье,а общежитье — не салон, —но вы, пижоны, не тужите:мы вас с собой не позовем!Обрызган маслом и подряпан,я жадно слушал пыл и жар,и шел без трепета по трапам,и на площадках не плошал.Я жил с открытою душою,не погружал ее во зло,и стройки зарево большое,как солнце, в жизнь мою вошло.Куда б я руль свой ни направил,где б ни задумался о чем,я меньше стать уже не вправе,к ее величью приобщен.Живу среди огней и шумови жить так — счастья не таю,хотя прославленный Изюмовнам так и не дал интервью.Не позднее 1962РЫБАЦКАЯ ДОЛЯ{399}Да вправду красна ли, да так уж проста лирыбацкая доля, рыбачья беда?Их лодки веками в раздолье врастали.Их локти разъела морская вода.Гремучие ветры их кости ковали,плакучее пламя провялило плоть.Им до смерти снятся бычки и кефали.Им ходится трудно, им хочется плыть.Их вольные души сгорят и простятсяна темной волне, не оставив следа.Недаром в них кротость и крепость крестьянствас рабочей красой необычно слита…А вы вот бывали в рыбачьем поселке,где воздух, что терен, от зноя иссох,где воздух серебрян и густ от засолки,где сушатся сети и мокнет песок?..Шальные шаланды штормами зашвыривает.Крикливые чайки тревожно кружат.Крутая волна затекает за шиворот,и весла, как пальцы в суставах, хрустят.Я меры не знаю ночному старанью —старинные снасти крепить на ходу,чтоб утречком выплеснуть лодки с тараньюи бросить рыбеху рябому коту.Не позднее 1962