Меня просили верным быть горам, И где б я ни был, я следил за ними. Душа стремилась в горы, словно в храм, Где на скале я высек милой имя.
В те времена я часто был в пути, Я странствовал по джунглям и пустыням, Считая своим долгом привезти Оттуда песни, что пою доныне.
И, слушая мелодии мои, Из странствий привезенные в подарок, На миг смолкали горные ручьи И голоса приветливых аварок.
Я песни эти подарил горам, И видел, как они довольны даром. А значит, по заморским городам Я так подолгу странствовал недаром.
Меня просили, чтоб не забывал Родной язык я вдалеке от дома, И я хранил бесценные слова, Как будто клад, средь речи незнакомой.
Мне нравились другие языки, Я вникнуть в их мелодию пытался. Но сердце изнывало от тоски, Когда в чужой стране я оставался.
И я уже считал по пальцам дни, Мечтая в горы возвратиться снова, Ведь речь мою гортанную они, Как братья, понимали с полуслова.
И в дар спокойным нашим родникам Привез я грозный рокот океана, Чтобы из них текущая река От ярости и страсти стала пьяной.
Мне завещали Дагестан любить, Отец и мать, и прадедов могилы… И стая журавлей, как будто нить, Меня навеки с ним соединила.
Но все ж сильнее всех на свете уз Меня к нему объятья привязали Той женщины, с которой мой союз Полвека длился и был крепче стали.
Красавиц многих в мире я ласкал, Подолгу жил я в чужедальних странах, Покуда к сердцу моему тоска Не подступала, ноя, будто рана.
И вновь я возвращался в свой аул, Твой блудный сын, твой мальчик непослушный, И ты, как мать, меня не упрекнул, Ни в чем, мой Дагестан великодушный!
НА МОГИЛЕ ОТЦА И МАТЕРИ
Тот мир, куда ушли вы друг за другом, Неужто он и вправду так хорош, Что все по одиночке или цугом Туда спешат, рождая в сердце дрожь?
А может быть вы телеграмму дали Оставшимся на горестной земле, Чтобы они, презрев свои печали, За вами растворились в вечной мгле?
Ах, мама, неужели так прекрасны Те небеса, где ты нашла покой, И я всю жизнь печалился напрасно, Что попрощаться не успел с тобой?
Поведай мне, отец, какая сила В том тяготении заключена, Что каждый вечер крылья Азраила Шуршат вблизи от моего окна?
И обжигает ветром леденящим Мое лицо нездешний этот шум, Ведь по частичке с каждым уходящим Я тоже незаметно ухожу.
Я с каждым понемногу умираю, Кто вдруг упал, как яблоко в саду. Они уже давно в преддверье рая, А я, как прежде, в жизненном аду.
Весь век слагавший песни неустанно, Я не свершал намазы в тишине. И как перед Аллахом я предстану, Родители мои, ответьте мне?
Хранимый вашей преданной любовью, До седины и славы дожил я. Но что есть смерть? Плита у изголовья? Молитва ли последняя моя?
А, может, смерть моя тогда настанет, (Хоть мне представить страшно этот миг!) Когда в высокогорном Дагестане Забудется родимый мой язык?
КУБАЧИНСКОМУ МАСТЕРУ МАНАБЕ МАГОМЕДОВОЙ
Меняют форму дерево и камень, Но остается стержень – суть всего. В скульптуре бездыханной дремлет пламя, И согревает сердце жар его.
Пока арбуз зеленый не разрежешь И сердцевину сладкую не съешь, Достоинств не найдешь – и не забрезжит Заря в стене, где не пробита брешь.
В каком платке бы девушка прекрасном Не шла, перебирая бахрому, Не сможет насладиться парень страстный Одним прикосновением к нему.
Но, Манаба, твое искусство каждый Без промедленья может оценить. Поскольку, увидав его однажды, Уже не в состоянии забыть.
Держу в руках я книгу чьих-то песен, Которую мне подарила ты. Хоть смысл их никому не интересен, Но в переплете столько красоты!..
Ах, кубачинка, редкостным узором, Ты покорила многих, как меня, Чем автора спасла ты от позора, А труд его бездарный от огня.
Гроша не дал бы я за содержанье, А за обложку золота не жаль. Слова Махмуда вспомнив на прощанье, Я их изрек, не в силах скрыть печаль.
Сказал поэт: «Бедняк простосердечный Ослицу жеребцом холеным мня, Решил ее серебряной уздечкой Украсить, как бесценного коня».
ПЕСНЯ О МАХАЧКАЛЕ
На Тарки-Тау вновь я поднимаюсь, Чтобы увидеть всю Махачкалу, Огни которой в море отражаясь, Вечернею рассеивают мглу.
Еще окно в Европу я открою, Как Петр, что здесь камень заложил И гавань для судов своих построил У основанья древнего Анжи.
Сегодня в порт наш, обогнув полсвета, Спешат армады мирных кораблей И каждый обращается с приветом К Махачкале, красавице моей.
А волны на дыбы встают, как кони, И чайки песню жалобно кричат О стоязычном гордом Вавилоне, Который рухнул сотни лет назад.
Но в городе моем живут сто наций, И все они – единая семья. Гостеприимством славится и братством Столица дагестанская моя.
Тебя мы любим город величавый, Как любят скалы горные орлы. Ты – наша колыбель и наша слава, Ты, как звезда сияешь нам из мглы.
В каких бы не блуждал краях я разных, Какая б не терзала грудь тоска, Моя душа преображалась сразу При виде городского маяка.
Последний адрес жизни уходящей, Всегда прекрасна и всегда светла, Единственной моей и настоящей Любовью стала ты, Махачкала.
ЧУНГУР
Прошу, не давайте мне этот чунгур! Не лейте вино в опустевшую чашу. Я жизнь покидаю, как раненый тур, Который спешит в заповедную чащу.