Сочельник строгого режима. Тюремно-лагерные были

Именно так было с Тёмой Маленьким. Поначалу в зоне он как-то растерялся, замельтешил, запутался в ориентирах. То примкнул к блатным, участвовал в «общих делах»[41], помогал организовывать отрядные шахматные турниры «на интерес»[42], следил, чтобы в бараке всегда был запас поздравительных открыток, которые от имени смотруна, или «мужиков»

[43] вручались уважаемым арестантам по случаю дней рождений и прочих торжественных дат. То начинал зондировать перспективы «одевания рогов»[44], настырно узнавая о гарантиях УДО и прочих льготах в случае согласия занять должность отрядного дневального. Было дело, на общем собрании «порядочных» горячо призывал всех больше уделять на общее, а потом целые полгода почти не вносил обязательных пачух[45]

 сигарет за «атас, заготовку, уборку»[46], к тому же здорово просрочил с возвращением взятого в долг на соседнем бараке блока тех же сигарет.

Словом, кидало Тёму из крайности в крайность. И крайности эти часто друг друга люто исключали. Такое в зоне совсем нежелательно, зачастую и наказуемо, в чём своя жестокая, но всё-таки логика, присутствует. Пришло время и ему за свои метания отвечать, задуматься над вечным арестантским вопросом: «Ты кто по жизни? Как срок сидеть будешь?» Были и задушевные беседы на ту же тему «в углу» и жёсткие нотации с несильной, но обидной пощёчиной. Всё это видно здорово перегрузило и без того не богатырскую психику Тёмы. В итоге случилось то, о чём на зоне говорят «у него гуси полетели», «бак потёк», «крышу снесло». Словом, тронулся парень умом. Не так, чтобы сильно, но заметно. То и дело стало появляться на его лице блаженное выражение, всё чаще в одиночку вышагивал он на плацу, что-то нашёптывая, то кивая самому себе, то плавно разводя руками. В целом, его сумасшествие было мягким, незлобливым, неопасным. Только от этого таковым быть не переставало. Вот такую меру наказания определил ему чёрный зверь за все былые промахи, и напомнил, что в зоне жизнь без черновиков, сразу набело пишется.

Силён хищник, бок которого является лагерным плацем! Только не безграничны его силы. Держащих спину прямо, самостоятельных и независимых он не трогает. Следит с настороженным интересом, отслеживает каждый шаг и поступок, ждёт, пока кто-то оступится. Немного таких, с прямой спиной, совсем немного в арестантской массе. Даже не буду называть их имён и прочих примет, чтобы лишний раз не провоцировать вспышку хищного внимания со стороны зверя. И такие арестанты выходят на плац, и ноги их, обутые в негнущиеся и звенящие на морозе «коцы», выстукивают по тверди плаца, а точнее, по плоти чёрного зверя, обращённое к этому зверю ёмкое и многозначительное: «На-кось, выку-си!..»

Признаюсь, очень хочется походить на этих людей. Мечтаю, чтобы начали они меня считать своим. С этим обязуюсь и срок выдюжить.

А зверь, он и есть зверь. Роль его — санитара-выбраковщика — самой природой определена. На то и зверь рядом, чтобы человек о человеческом не забывал…

Месть капитана Василисы

Наотмашь жёсткая лагерная традиция: если кто из мусоров отмечается в своей деятельности недобротой и непорядочностью, зеки его должность переиначивают на женский лад. В итоге «хозяин» становится — «хозяйкой», отрядник — «отрядницей». Давняя это традиция, существующая с того времени, как сложился в моём Отечестве социальный институт «неволя», и появились люди, эту неволю профессионально обслуживающие.

Начальник отряда, в который я попал после карантина, похоже, слишком преуспел в своей нелюбви к арестантам, за что они и перевели из мужского рода в женский не только его должность, но и фамилию. Ни разу не слышал, чтобы зеки говорили о нём, как о начальнике отряда Васильеве, называли исключительно «отрядницей Василисой». О том, при каких обстоятельствах капитан ФСИН Николай Васильев успел заслужить лютую неприязнь «спецконтингента», никто в моём присутствии не рассказывал. Я и не спрашивал, ибо рисковал в этом случае нарваться на острый, как шило, очень зековский встречный вопрос: «А с какой целью интересушься?» Допустимые в этом случае на воле зыбкие объяснения типа «так просто» на строгом режиме не принимаются. Праздное любопытство здесь не приветствуется, оно всегда нехорошие подозрения вызывает. Со всеми вытекающими для человека, находящегося в неволе и живущего по законам неволи, последствиями.

За первые два месяца пребывания в зоне я так и не узнал, за какие прегрешения получил начальник моего отряда двойное понижение своего мужского статуса. Ещё немного и начал бы, по крайней мере, про себя, сомневаться: не погорячились ли «злые зеки», приговорив отрядника Васильева быть «отрядницей» Василисой. Так бы и случилось, только имел место в лагерной жизни случай, поставивший всё на свои места. В очередной раз подтвердилось, что у российских арестантов чутьё — безупречное, что каждое изобретённое ими погоняло, каждая сформулированная характеристика — всё «в яблочко», всё из категории «не в бровь, а в глаз».