Первая половина вторника ничем не запомнилась. Обычный день, разве что — чувствовалось некоторое напряжение. К ужину стало тихо. Тропинки опустели. На скамейках никто не сидел. Ветер гонял по вытоптанной земле упавшие сухие листья. Я ощущал свою сопричастность к надвигающейся угрозе, потому — сидеть на месте, тихо в углу, не хватало терпения. Конечно, лезть в самое пекло мне было очень боязно, но просто так забиться в щель я тоже — не мог. Нужно хоть с края, как-нибудь выразить своё присутствие. Если случиться неудача — хотя бы немного пострадать вместе со всеми. Чтоб потом, в будущем, не сгорать от стыда при упоминании данных событий.
Около половины седьмого я украдкой пробирался к калитке ведущей на берег реки. За эстрадой, в зарослях кустарника шли тайные тропинки в обход запертой решётчатой дверцы. Где-то вдали уже слышался рёв мотоциклетных моторов. Значит — началось! Пробираясь сквозь ветки, внезапно чья-то рука схватила меня сзади за плечо. Раздался бескомпромиссный голос Милды:
— Ты куда собрался?! А ну стой!
— Мне очень надо…
— Ты — идиот! А ну — назад! Разворачивайся, пока я тебе сама в ухо не съездила, пошёл!
Признаться, было очень страшно идти к реке. Долго ей уговаривать меня не пришлось. Я послушно развернулся, хотя про себя и проклинал девушку: «Тварь ты паскудная, свалилась на мою голову, провались ты сквозь землю…». За калиткой, на берегу раздался шум, застучали двери. Я обернулся. Из жёлто-синих штатных УАЗиков с мигалками выбегали сотрудники милиции с резиновыми дубинками на изготове.
— Иди вперёд, не оборачивайся. — Скомандовала девица. К этому времени она уже отпустила моё плечо, а правой рукой — легко толкала меня в спину.
— Это что — милиция что ли? — Спросил я.
— Милиция, милиция; а ты что подумал: цирк приехал?
— И что теперь будет?
— Тебе не всё равно? Сиди себе ровно на месте и сопи в дырки.
Очень быстро я очутился в нашей спальне, где мои друзья все сидели по местам, занимаясь настольными играми. Будто ничего не происходило. Я присоединился к Лёхе и Пьеру, которые резались в «Дурака». Так мы провели время с полчаса, наверное. Пока дверь не распахнулась настежь. Это была воспитатель Нина Егоровна. С серьёзным видом она пригласила всех нас пройти к скамейкам возле первого отряда, где нас уже ждала старший инспектор детской комнаты милиции — Ирина Брониславовна Крестовская.
Крестовскую знали все в нашем городе. Маленькая круглолицая женщина с узкими глазками часто посещала места скопления детворы. Школы, лагеря, места массовых мероприятий: повсюду мелькала её фигура в синей форменной одежде. Многие мои друзья и знакомые стояли у неё в ДКМ. Я пока не попал в поле зрения правоохранительной системы, но это временно. Новых подопечных Ирина Брониславовна получала как по конвейеру. Вообще-то, мы всегда радовались её приходу, нисколько не настораживаясь при виде человека в милицейском мундире. Крестовская всегда рассказывала что-то интересное из своей практики. А детективы любили в то время. Вот и сейчас подходя к павильону первого отряда, где уже собралось достаточно народа, старший инспектор в сопровождении двоих хмурых коллег-мужчин повествовала очередную байку, бурно жестикулируя руками, попеременно оттопыривая то один палец, то другой. Характерная жестикуляция, видимо, была заимствована ею у представителей криминалитета.
— …Ну кто не знает из вас Ваню Сметанина? Очень знаменитый клиент нашего заведения. Когда Ванюша был совсем маленький, один добрый дядя научил его чистить ларьки союзпечати. Мальчик чистил всё подряд, отдавал доброму дяде, а тот — сплавлял награбленное местным барыгам. Ловят дядю, а он: «Я-то что? Я ничего. Барахлишко под кустиком нашёл. Ну, думаю — может и надо кому. Нашёлся человечек, предложил денюшку. А кто украл — знать не знаю». Ванюшу мы, конечно — ловили, но без барахла. «Был в ларьке? — Был. Брал там чего? — Нет, не брал. Так, вижу — открыто, вот и зашёл просто так посидеть. Лет Ванечке ещё мало, в тюрьму не посадишь. На учёт ставим и всё. Я ему говорю: «Стукнет тебе четырнадцать годков и полетишь ты белым лебедем на малолетку, дружок. И добрый дядя тебе не поможет, он второго такого же дурачка найдёт себе. Вот и исполнилось Сметанину четырнадцать. Ловим мы его в очередной раз, да с поличным. «Ну что, голубчик, насушил сухариков? Вот тебе трёшечка для начала. Нормально. А там, глядишь — и пятеричок нарисуется. Образования — нет, работы хорошей — нет. Пьянка, драка, «мокруха» — и десяточка пожалуйста. А после тридцати, если выйдешь — комы ты будешь нужен такой?» — говорю ему. А он слёзы льёт, да умоляет простить его в последний раз. Нет уж, дорогой… Опа! Кого я вижу! — Крестовская обратилась к Лёхе Кистенёву, распростивши объятья. — Киса собственной персоной! Ну — где бы его ещё увидеть! Давно ли мы были в моём кабинете? Может расскажешь ребятам о своих приключениях? Ну, смелее…