Вообще переводъ любой книги Набокова на любой языкъ — весьма трудное дло вслдствіе колоссальнаго богатства и разнообразія его лексики и чрезвычайной аналитической тонкости изобразительной и выразительной техники. Но переводить его англійскія сочиненія на
…По состоянію русскаго языка можно многое сказать не только о состояніи, но и о состав народа, на немъ говорящаго и пишущаго. Страшное обднніе словаря съ одновременнымъ его испакощеніемъ блатной лексикой, политическими штампами и непереваренными заимствованіями; искромсанное большевицкимъ декретомъ 1918 года правописаніе, тмъ самымъ исказившее историческую фонетику и грамматику; чудовищныя новообразованія, «компютерный языкъ» и телеграфныя сокращенія; безцензурная площадная брань и вообще всякаго рода сквернословіе и гнилословіе — все это, сдлавшись едва ли не нормой даже въ печати, не говоря уже о пиксельной эфемеріи и мало чмъ отъ нея отличающейся теперь рчи, неимоврно затрудняетъ переводъ русскаго писателя Набокова на его родной языкъ. Я никоимъ образомъ не могу сказать, что мн удалось сдлать это удовлетворительно. Но я по крайней мр ясно сознаю этотъ ограничительный порокъ средствъ выраженія и пытаюсь восполнить его, изучая и усваивая сколько возможно старые образцы.
Дополнительная трудность перевода «Лауры» заключается вовсе не въ ея фрагментарности, но въ значительно большей свобод и лексическомъ разнообразіи англійскаго языка по сравненію съ русскимъ во всемъ, что касается области любовныхъ, и особенно относящихся къ сфер пола, терминовъ и описаній. Русскій языкъ образованныхъ людей (разумю тутъ языкъ К. Д. Лёвина, а не П. Е. Левина) сравнительно цломудренъ и такихъ описаній избгаетъ.
Вра Набокова сказала мн о существованіи рукописи и о томъ, что не можетъ пока ршиться исполнить волю покойнаго мужа спустя четыре года посл его смерти, въ гостиниц Паласъ въ Монтрё, гд мы занимались русскимъ «Пнинымъ». Больше объ этомъ рчи между нами не было. Въ своемъ послсловіи къ русскому изданію «Лауры» я привожу мсто изъ письма сестры Набокова Елены Сикорской, из котораго слдуетъ, что и она не знала о содержаніи карточекъ съ записаннымъ текстомъ. Когда въ март 2008 года Дмитрій Набрковъ обдумывалъ вопросъ, печатать или нтъ, я былъ среди тхъ, къ кому онъ обратился за совтомъ, предварительно приславъ манускриптъ для изученія.
Между публикаціей и уничтоженіемъ есть мсто для неуничтоженія безъ публикаціи, т. е. того состоянія, въ которомъ рукопись пребывала тридцать два года.
На вашъ прямой вопросъ прямо отвтить и легко и трудно. Легко, потому что «мнніе общественности» безусловно не можетъ тутъ имть ни малйшаго значенія. Воля умирающаго автора, конечно, совсемъ другое дло, и тутъ трудность мучительная. Объ этомъ я пишу въ самомъ конц своего послсловія къ русскому изданію.
Что до моего мннія, то будучи сугубо частнымъ, оно не можетъ быть интересно публик. Но можетъ быть, на мст сына я поддался бы соблазну сохранить нкоторыя мста, вставивъ въ спеціально сочиненную съ этой цлью повсть, можетъ быть тайно помтивъ симпатическими чернилами стиля или композиціи эти инкрустаціи, такъ чтобы ихъ видно было только при нагрв или на просвтъ.