Сочинения. Том 5

Представим себе, например, сердце, которое поначалу столь мало, что не отличается от просяного зернышка или, если угодно, от боба. А теперь постараемся ответить на вопрос, как сердце могло бы иначе увеличиться в размерах, кроме как питаясь и растягиваясь по всем направлениям, так же как немногим выше было показано на примере питания и роста семени. Однако и это не было известно Эрасистра-ту — человеку, который воспевал искусство Природы: по его мнению, живые существа увеличиваются, точно какое-нибудь сито, веревочная сетка, холстинка или плетенка, ведь их легко надставить, приплетая по краям нечто подобное тому, из чего они первоначально были сделаны.

Только речь здесь, о наимудрейший, не об увеличении, но о зарождении, ведь мешок, холст, плащ, дом или судно и прочее в том же роде — все это именно зарождается, пока оно, еще не созданное в полной мере, дополняется, чтобы воплотить замысел ремесленника. Когда же можно говорить об увеличении? Только тогда, когда корзина действительно является корзиной: имеет дно, входное отверстие, что-то вроде чрева и другие промежуточные детали, и теперь каждая из ее составных частей увеличивается. «Да как же она будет увеличиваться?» — спросит кто-нибудь. Не иначе, как если наша корзина внезапно окажется растением или животным, ибо увеличение свойственно одним живым организмам. А ты, должно быть, думаешь, что дом растет, пока его строят, корзина — пока ее плетут, а холст — пока его ткут? Дело, однако, обстоит не так: увеличение возможно лишь в том случае, когда форма уже полностью сложилась. Процесс создания формы называется зарождение, а не увеличение, ведь растет то, что уже существует, а зарождается то, чего прежде не было.

4. И это также было неведомо Эрасистрату, от которого ничего не укрылось, если, конечно, доверять его последователям, которые утверждают, что он был знаком с философией перипатетиков. До того момента, как он воспевает природу как искусного творца, и я узнаю в его речах перипатетическое учение, а во всем остальном не вижу ничего схожего. Ведь всякий, кто обратится к сочинениям Аристотеля и Феофраста, вероятно, заметит, что они составлены как комментарии к «Физиологии» Гиппократа. Согласно Гиппократу, такие элементы, как горячее и холодное, сухое и влажное, оказывают действие друг на друга или испытывают его, причем наиболее активным является горячее, а вторым по силе воздействия — холодное. Все это первым сформулировал Гиппократ, а уже за ним — Аристотель. Гиппократ и Аристотель также согласны в том, что процесс питания происходит посредством всех этих элементов, как и процессы смешения и изменения. Они же учили, что пищеварение — это род изменения, а то, что идет в пищу, приобретает качество, родственное тому, что эту пищу принимает; и кроветворение, и питание — это тоже род изменения, а увеличение происходит за счет растяжения во всех направлениях и питания. Изменение же возможно благодаря лишь врожденной теплоте, благодаря которой возможно и пищеварение, и питание, и образование всех жидкостей организма, и качества того, что подлежит выделению, также порождает врожденная теплота. Все это, а также многое другое об упомянутых выше функциях, о происхождении болезней, о поисках правильного лекарства первым, как нам известно, верно изложил Гиппократ, Аристотель же, правильно все это истолковав, был вторым.

И если все это действительно признается перипатетиками (а они все это признают), а Эрасистрат ни одно из этих положений не принимает, каким образом его приверженцы приписывают основателю своей школы знакомство с учением перипатетиков? Да ведь они поклоняются ему, как божеству, и считают истинным все, что бы он ни сказал. Однако если это так, то приходится признать, что перипатетики много погрешили против истины, поскольку они не одобряют ни одно из положений Эрасистрата. И уж конечно, последователи Эрасистрата преувеличивают его связь с перипатетиками, чтобы намекнуть на благородное происхождение его учения о природе.

Итак, попробуем развернуть нашу аргументацию по-другому и направить ее иначе, чем делали до этого. Ведь если перипатетики были правы в своем учении о природе, невозможно отыскать ничего более абсурдного, чем утверждения Эрасистрата. Здесь я оставляю выбор за последователями Эрасистрата, какой из двух аргументов им принять. Согласно первому, заблуждаются в своих воззрениях на природу перипатетики, согласно второму — сам Эрасистрат. Выходит, мое дело — коснуться противоречий между этими научными позициями, а выбор остается за ними.

Впрочем, едва ли они перестанут восхищаться Эрасистратом, и поэтому о философах перипатетической школы им лучше помолчать. Ведь из множества естественнонаучных учений о рождении и гибели живых существ, о здоровье, болезнях и их лечении найдется одно-единственное общее для Эрасистрата и перипатетиков положение, согласно которому природа творит все с определенной целью и ничего не делает просто так.