Сочинения в четырех томах. Том 1

…Танцоры двигались взад и вперед очень медленно, подпрыгивая на каждом шагу и по-утиному выдвигая вперед подбородки. Плечи их тряслись в такт убыстряющемуся ритму тамтамов. Глаза были полузакрыты… Вновь и вновь с уст срывались обрывки малопонятных молитв и ритуальных песен, повторяемых с каждой итерацией на пол-октавы ниже. Но вот участился ритм тамтамов, тела людей выпрямились, глаза вылезли из орбит и страшно вращались…

…В конце толпы мы увидели маленькую, размером с собачью конуру, хижину. Снаружи было написано: «Хижина Зомби». Свет фонаря обнажил большой черный крест, обрывки ткани, плетки, куски цепей — неизменные принадлежности культа Геды, которую таитянские этнологи связывают с Осирисом, богом мертвых и плодородия. Рядом с хижиной горел костер, из которого торчали две скрещенные сабли и большие, раскаленные докрасна щипцы. Это был Огонь Маринетты — злого воплощения Госпожи Эрзулии Фрэды Дагомин, богини Любви.

…Рядом с костром, укрепленный в груде камней, стоял большой черный крест. На нем, ближе к его основанию, белой краской был нарисован череп, а на обе стороны креста были натянуты рукава старого ветхого халата. Верхушка креста высовывалась из днища старого мужского котелка. Без этого тотема не обходился ни один ритуальный танец, хотя и не был он пародией на центральный эпизод христианского учения, а знаменовал собой приход Короля Мертвых, всемогущего Барона Самэди. Царство Барона начинается там, где кончается Жизнь и начинается Царство Смерти. Он — воплощение Цербера и Харона, Эака и Плутона…

…Бой барабанов замедлился. На середину круга вышел танцующий жрец Хоунгеникон, который держал в руке чашу с горящей жидкостью, выбрасывавшей желтые и голубые языки пламени. Обойдя вокруг колонны и пролив три горящие капли на пол, он стал пошатываться. Почти упав на спину, жрец стал проявлять те же признаки исступления, что и его предшественник, пролив на землю все содержимое чаши. Его подхватили под руки, сняли с него сандалии и засучили штанины наверх. С его головы упала повязка и обнажила череп, покрытый кучерявым пушком. Другие жрецы, опустившись на колени, окунали руки в горящую грязь и стали растирать ее по рукам и лицам. Внезапно раздался гонг Хоунгана, и все разбежались, оставив молодого жреца одного. Попытавшись встать на ноги, он несколько раз пошатнулся, зацепился за колонну и стал беспомощно сползать на землю посреди тамтамов. Глаза его закатились, лицо исказила гримаса, челюсть отвисла. Затем, как от удара невидимой руки, он распластался на земле и запрокинул назад голову, тяжело дыша. Вены на его плечах и шее вздулись и набухли, как корни старого дерева. Заведя одну руку назад, он пытался схватить себя за локоть другой руки, мучительно выгнув спину. Все его тело, с которого ручьями стекал пот, тряслось и дергалось, как у спящей собаки. Зрачки его вылезших из орбит глаз глубоко закатились. Виднелись одни белки. На губах собралась пена…

…Теперь Хоунган начал свой медленный танец вокруг священного огня, угрожающе размахивая саблей. Он вновь и вновь подбрасывал ее в воздух и ловил за рукоятку. Через несколько минут он остановился, держа саблю за острие. В медленном танце к нему приблизился Хоунгеникон и перехватил саблю. Старый жрец удалился, а молодой, кружась в танце, двигался взад и вперед по человеческому коридору. Кольцо зрителей откатывалось назад при его приближении. Он размахивал саблей над головой, широко скаля зубы, что придавало его обезьяньему лицу еще более свирепое выражение. Сердца зрителей сжались от ужаса. Пение превратилось во всеобщее завывание, перекрывающее грохот тамтамов, подхлестываемых раскачивающимися музыкантами.

Откинув назад голову, новый шаман вонзил острие сабли себе в живот. Колени его подогнулись, голова упала на грудь…»

Раздался стук в дверь — это официант принес завтрак. Бонд был рад отложить жуткое чтение в сторону и возвратиться в реальность. Однако ему понадобилось несколько минут, чтобы стряхнуть с себя странное оцепенение.

Вместе с завтраком официант принес большой квадратный сверток в дорогой оберточной бумаге и положил его на буфет. «Должно быть, посылка от Лейтера», — решил Бонд. Он с удовольствием жевал, поглядывая в окно и думая о прочитанном.

Разделавшись с последним бутербродом и закурив первую за день сигарету после чашечки кофе, он внезапно услышал, что в комнате за его спиной что-то негромко тикает.

Тиканье доносилось из свертка, который лежал на буфете.

— Тики-так… тики-так… тики-так…

Не колеблясь ни минуты и не думая о том, что со стороны он может выглядеть смешно и странно, Бонд бросился на пол и спрятался за креслом, сосредоточив все свои мысли на квадратном свертке.

«Только не нервничать! — приказал он себе. — Не будь идиотом!! В свертке, должно быть, часы. Но почему? Кто и зачем мог передать их?»

— Тики-так… тики-так… тики-так…

В наступившей тишине тиканье казалось оглушающим. Оно совпадало с биением сердца в груди. «Не будь смешным, — уговаривал он себя, — начитался всякой чертовщины у Фермера».

— Тики-так… тики-так… тики-так…