Сочинения в четырех томах. Том 3

— Моделирование, — поправила Сара. — Она ужасно способная. Ее ученики получают призы и все такое. — В голосе ее звучало облегчение. Я воспринял все, как надо, и теперь ей явно хотелось поразить меня своим великодушием. Надо отдать ей должное, она приложила немало усилий для преодоления давних, въевшихся в плоть и кровь предрассудков. Жаль только, что она не в состоянии замаскировать свое чрезмерное старание.

— Ну, а вы? — спросил я. — Расскажите мне о своей жизни. И что вы думаете об Эгоцентрике?

Ее судьба, начала она извиняющимся тоном, не столь интересна. Первый муж, оптик, умер за год до того, как она встретила Гарри, и вся жизнь, за исключением благотворительности, сводится к ведению дома. Она довольна, что Гарри выиграл лошадь, ей нравится бывать на скачках в роли владелицы, она считает игру на скачках захватывающей, но ставка в десять шиллингов — ее предел. Они с Гейл страшно забавлялись, придумывая костюм для жокея Гарри.

— А какие цвета?

— Пурпурные и бирюзовые вопросительные знаки по белому полю, бирюзовые рукава, красное кепи.

— Очень красиво, — улыбнулся я. — Теперь буду следить за ним на скачках.

Гарри сказал, что тренер планирует провести Эгоцентрика еще через один тур соревнований до начала скачек на Золотой кубок. Может быть, тогда я увижу лошадь. Может быть, согласился я, и тут Гейл внесла чай.

Гарри и Сара торопливо осушили по три чашки, одновременно взглянули на часы и сообщили, что им пора собираться на коктейль.

— Я, пожалуй, не пойду, — сказала Гейл. — Вы извинитесь перед ним, но мне надо поработать. Могу заехать за вами, если хотите. Позвоните, когда соберетесь домой.

— Прежде, чем мы попрощаемся, — сказал я, — мне хотелось бы взглянуть на все газетные вырезки, какие у вас есть. И фотографии.

— Ради Бога, ради Бога, — забормотал Гарри. — Гейл вам все покажет. Ладно, милочка? А сейчас надо бежать, старина Марроу, заметьте себе, не кто-нибудь, а президент гольф-клуба… Рад был познакомиться. Надеюсь, вы узнали все, что необходимо… Звоните, если возникнут вопросы.

— Спасибо, — сказал я, но он уже исчез. Они поднялись наверх, потом спустились в прихожую, входная дверь хлопнула, от дома отъехал автомобиль. Дом погрузился в тишину.

— Они не то чтобы пьяницы, — произнесла Гейл, — просто живут от одной выпивки до другой.

Очередь Гейл объяснять. Однако в ее тоне я не уловил ни малейшего желания оправдываться, не то что у Сары.

— Наслаждаются жизнью, — ответил я.

Гейл приподняла брови.

— Правда? Да, пожалуй. Мне и в голову не приходило.

Эгоистична, подумал я. Холодна. Бесчувственна. Все, что я ненавижу в женщинах. Все, что мне необходимо в женщине. Слишком соблазнительна…

— Посмотрите фотографии? — спросила она.

— Да, пожалуйста.

Она принесла альбом в дорогой коже, и мы перелистали его. Все газетные вырезки я знал. Ни одна из фотографий не оказалась достаточно изысканной для «Тэлли». Я сказал, что заеду еще раз с фотографом. Гейл убрала альбом и встала.

— Они позвонят от Марроу часа через два, не раньше. Может, посидите и выпьете чего-нибудь?

Я взглянул на часы. Поезда ходили через каждые полчаса. Ну, допустим, на следующий я не успею… Там была Элизабет. А здесь — Гейл. И времени всего час.

— Хорошо, — сказал я. — Остаюсь.

Она налила мне пива. И сама взяла стакан. Я снова сел на диван, а она грациозно опустилась на огромный бархатный пуф.

— Вы, конечно, женаты?

— Да.

— Все интересные мужчины обычно женаты.

— А вы почему не выходите замуж?

В улыбке блеснули белые влажные зубы.

— A-а… С этим можно подождать.

— И долго ждать?

— Ну, думаю, пока не встречу человека, расставания с которым не смогу перенести.

— А вы уже расстались с несколькими?

— Да, с несколькими. — Она кивнула, глотнула пива и вызывающе посмотрела на меня. — А вы? Вы изменяете жене?

Я заморгал и сказал осторожно:

— Почти нет.

— А иногда?

— Не часто.

Выдержав долгую паузу, она коротко произнесла:

— Хорошо.

— Прикажете рассматривать это как философское замечание или конкретное предложение?

Она рассмеялась.

— Просто хочу знать, на чем мы стоим.

— С ясными глазами и начеку?

— Ненавижу всяческую неразбериху, — кивнула она.

— Особенно, наверное, эмоциональную неразбериху?

— Вы правы.

Она никогда не любила, подумал я. В ее жизни был секс. Но любви не было. Как раз то, что мне нужно. Я поборол коварный внутренний голос и задал типично журналистский вопрос о работе.

— Работа как работа, — она пожала плечами. — Из ста студентов, может быть, один по-настоящему талантлив. По большей части их амбиции в пять раз значительнее идей.

— А сами вы занимаетесь моделированием?

— Почти нет. Придумываю иногда что-нибудь для себя или для Сары. Мне нравится преподавать. Доводить художественное невежество до уровня подлинного мастерства.

— И замечать потом отголоски своих идей по всей Оксфорд-стрит?

Она кивнула, глаза ее блестели и улыбались.

— Сейчас на пяти крупнейших фабриках готового платья работают мои ученики. Стиль одного из них настолько индивидуален, что, глядя на витрину, можно безошибочно отличить его работы от других.

— Я вижу, вам нравится сознавать свою власть?

— А кому не нравится?

— Как сказать…