Сочинения в четырех томах. Том 3

— Власть всегда разлагает? — Голос ее звучал саркастически.

— Каждого в своей мере. Интересно знать, в чем ваша слабость.

Она засмеялась.

— Деньги, я думаю. Преподавателям их вечно не хватает.

— Но зато у вас есть власть.

— Надо же иметь хоть что-нибудь, раз не можешь получить все.

Я опустил голову, чувствуя, как исказилось мое лицо. Трудно более точно обрисовать положение, в котором я пребывал вот уже одиннадцать лет.

— О чем задумались? — спросила Гейл.

— О том, как бы залучить вас в постель.

Она, казалось, онемела от возмущения. Я поднял глаза, готовый к любым проявлениям оскорбленного женского самолюбия. Ведь я мог и ошибаться в ней.

Но я не ошибся. Она смеялась. Польщенная.

— Весьма откровенно.

— Ага.

Я поставил стакан на стол и поднялся, улыбаясь.

— Опоздаю на поезд.

— После таких-то заявлений? Нет, теперь вам нельзя уходить.

— Именно после таких.

Вместо ответа она приблизилась, взяла меня за руку и вложила пальцы в золотое кольцо, венчавшее застежку молнии у нее на платье.

— Иди сюда.

— Но мы знакомы всего часа три, — запротестовал я.

— Однако раскусил ты меня через три минуты.

Я отрицательно помотал головой:

— Три секунды.

Зубы ее блеснули.

— Мне нравятся незнакомцы.

Я потянул кольцо вниз и понял, что именно этого она и ждала.

Мы лежали рядом на белом пушистом ковре, казалось, весь мир отлетел куда-то на миллион световых лет, и я не торопил его возвращение.

— А что, твоя жена тебя не слишком балует?

Элизабет, подумал я, о Господи, Элизабет! Но иногда, хотя бы иногда… Столь хорошо знакомое ощущение вины захлестнуло меня горячей волной. Мир снова придвинулся вплотную.

Я сидел, слепо глядя в темноту комнаты. Гейл, видимо, поняла, что допустила бестактность, со вздохом поднялась и не сказала больше ни слова.

В горе и радости, с болью подумал я. В бедности и в богатстве. В болезни и благополучии буду с тобой, только с тобой, пока нас не разлучит смерть. Так я поклялся.

В ту пору давать клятвы было легко. Но я не сдержал слова. Гейл была четвертой за одиннадцать лет. И первой почти за три года.

— Будешь так сидеть и дальше, опоздаешь на поезд, — прозаически заметила она.

Я взглянул на часы. Оставалось пятнадцать минут. Она вздохнула:

— Так и быть, подвезу тебя до станции.

Мы успели с запасом. Я вышел из машины и вежливо поблагодарил.

— Еще увидимся? — спросила она без всякой заинтересованности в голосе. Ей просто нужна информация.

Как далека и холодна была она по сравнению с той женщиной на белом ковре. Включилась, выключилась. Как раз это меня и устраивает.

— Не знаю, — нерешительно произнес я. Светофор на краю платформы загорелся зеленым.

— До свидания, — спокойно сказала она.

— А что, Гарри и Сара всегда играют в гольф по воскресеньям? — осторожно спросил я.

— Всегда.

— Тогда, может быть…

— Может, позвонишь, а может — нет, — кивнула она. — Что ж, по крайней мере это честно. А я, может, буду дома, а может — нет. — Отчужденно улыбаясь, она смотрела на меня через опущенное боковое стекло.

О, такая не зарыдает, если я не появлюсь. Но если приду, примет.

Она подняла стекло и отъехала, не помахав рукой, не обернувшись.

Зеленая гусеница электропоезда тихо подползла к станции, чтобы унести меня домой. Сорок минут до вокзала Ватерлоо, потом на метро Кингс-Кросс. И три четверти мили пешком.

— Вы опоздали, — произнесла мать Элизабет с заранее рассчитанной долей раздражения.

— Извините.

Я наблюдал, как она сердитым рывком натягивает перчатки. Пальто и шляпа были уже на ней.

— Поразительная беззаботность! Пока доберусь до дома, будет почти одиннадцать.

Я промолчал.

— Эгоист. Все мужчины эгоисты.

С ней не было смысла ни соглашаться, ни спорить. Неудачное и кратковременное замужество оставило в ее душе и сознании незаживающие раны, которые она усердно демонстрировала перед единственной дочерью. Когда я познакомился с Элизабет, та панически боялась мужчин.

— Мы поужинали, — сказала свекровь. — Посуду я оставила мисс Вудворд.

Не было ничего более утешительного для мисс Вудворд, чем обнаружить в понедельник утром груду тарелок с застывшим на них жиром.

— Прекрасно, — ответил я, фальшиво улыбаясь.

— До свидания, Элизабет! — крикнула она.

— До свидания, мама.

Я распахнул перед ней дверь.

— Ну, до следующего воскресенья.

— Рад буду вас видеть.

Она желчно улыбнулась, зная, что я лгу. Днем ее посещений было воскресенье. Далеко не каждую неделю я мечтал видеть ее в нашем доме, но в следующий раз это даст мне возможность поехать в Вирджиния Уотерс. В размышления о том, как я воспользуюсь своей свободой, я постарался не углубляться.

Она удалилась, а я подошел к Элизабет и поцеловал ее в лоб.

— Привет.

— Привет, — ответила она. — Удачно провел день?

Удар поддых.

— Ага.

— Я рада… Мама опять оставила посуду.

— Не беспокойся, я перемою.

— Что бы я делала без тебя…