Сочинения в двух томах

Сижу задумчиво с тобой наедине;

Как прежде, предо мной синеют даль и горы...

Но с тайной робостью покоишь ты на мне

Внимательной тоски исполненные взоры...

Ты чувствуешь, что есть соперница тебе —

Не дева юная... ты слышишь, призывает

Меня немая даль, влечет к иной судьбе...

Ты чувствуешь, мой дух в тоске изнемогает,

Как пленный вождь, восстал от сладких снов любви

И силы новые он чувствует в крови,

И, зодчий ревностный, упрямое мечтанье

Уже грядущего сооружает зданье...

   1843

ДРЕВНИЙ РИМ

Я видел древний Рим: в развалине печальной

И храмы, и дворцы, поросшие травой,

И плиты гладкие старинной мостовой,

И колесниц следы под аркой триумфальной,

И в лунном сумраке, с гирляндою аркад,

Полуразбитые громады Колизея...

Здесь, посреди сих стен, где плющ растет, чернея,

На прахе Форума, где у телег стоят

Привязанные вкруг коринфской капители

Рогатые волы, — в смущеньи я читал

Всю летопись твою, о Рим, от колыбели,

И дух мой в сладостном восторге трепетал.

Как пастырь посреди пустыни одинокой

Находит на скале гиганта след глубокой,

В благоговении глядит, и, полн тревог,

Он мыслит: здесь прошел не человек, а бог, —

Сыны печальные бесцветных поколений,

Мы, сердцем мертвые, мы, нищие душой,

Считаем баснею мы век громадный твой

И школьных риторов созданием твой гений!..

Иные люди здесь, нам кажется, прошли

И врезали свой след нетленный на земли —

Великие в бедах, и в битве, и в сенате,

Великие в добре, великие в разврате!

Ты пал, но пал, как жил... В падении своем

Ты тот же, как тогда, когда, храня свободу,

Под знаменем ее ты бросил кров и дом,

И кланялся сенат строптивому народу...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Таким же кончил ты... Пускай со всей вселенной

Пороков и злодейств неслыханных семья

За колесницею твоею позлащенной

Вползла в твой вечный град, как хитрая змея;

Пусть голос доблести уже толпы не движет;

Пускай Лициния она целует прах,

Пускай Лициний сам следы смиренно лижет

Сандалий Клавдия, бьет в грудь себя, в слезах

Пред статуей его пусть падает в молитве —

Да полный урожай полям он ниспошлет

И к пристани суда безвредно приведет:

Ты духу мощному, испытанному в битве,

Искал забвения... достойного тебя.

Нет, древней гордости в душе не истребя,

Старик своих сынов учил за чашей яду:

«Покуда молоды — плюща и винограду!

Дооблачных палат, танцовщиц и певиц!

И бешеных коней, и быстрых колесниц,

Позорищ ужаса, и крови, и мучений!

Взирая на скелет, поставленный на пир,

Вконец исчерпай всё, что может дать нам мир!

И, выпив весь фиал блаженств и наслаждений,

Чтоб жизненный свой путь достойно увенчать,

В борьбе со смертию испробуй духа силы,

И, вкруг созвав друзей, себе открывши жилы,

Учи вселенную, как должно умирать».

   <1843>

PALAZZO ^[26]

Войдемте: вот чертог с богатыми столбами,

Земным полубогам сооруженный храм.

Прохлада царствует меж этими стенами,

Лениво бьет фонтан по мраморным плитам;

Террасы убраны роскошными цветами,

И древние гербы блистают по стенам —

Эмблемы доблести фамилий, гордых властью:

Кабаньи головы да львы с открытой пастью.

Здесь всё еще хранит следы времен былых;

Везде минувшего остатки вековые,

Вот груды пышные доспехов боевых,

И исполинский меч, и латы пудовые,

И Палестины ветвь, и кость мощей святых;

Там пыток варварских орудья роковые,

Колеса и зубцы; вкруг дивный дар руин —

Антики желтые и длинный ряд картин:

То предки гордые фамилии высокой.

Там старцы: латы их изрублены в боях,

И страшен яркий взгляд с улыбкою жестокой...

Там красный кардинал, в маститых сединах,

Коленопреклонен, с молитвою глубокой,

Перед мадонною с младенцем на руках;

Там юноша, средь муз, любимый Аполлоном,

Венчанный миртами лукавым Купидоном.

Там жены: та бела, как мрамор гробовой,

В потускшем взгляде скорбь и ужас затаенный...

То жизнь, убитая боязнью и тоской,

То жалоба души, судьбою обреченной

Служить для деспота свирепого рабой

И сластолюбия забавою презренной;

Как будто говорит она: «Здесь дни губя,

Жила и умерла я в муках, не любя...»

Та — жизни полная и в блеске самовластья —

Сомкнутые уста, нахмуренная бровь...

Обыкновенных жен ей мало было счастья,

И гордая душа прорвалась из оков;

Служили ей кинжал, и яд, и сладострастье

На шумных оргиях, и мщенье, и любовь, —

И взор ее горит насмешкой исступленной,

Всей гордостью души, глубоко оскорбленной...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И ныне пусто всё в блестящей галерее...

На этих мраморах густая пыль лежит;

Оборванный лакей, в истасканной ливрее,

На креслах бархатных раскинувшись, храпит;

И в залах, как среди развалин Колизея,

Семейство англичан кочует и шумит...

А вы — вы кинули отцов чертог печальный,

Наследники их прав и чести феодальной?

Благословенье вам! Не злато, не гербы

Вам стали божеством, а разум и природа,

И громко отреклись вы от даров судьбы —

От прав, украденных отцами у народа,

И вняли вы призыв торжественной борьбы,

И движет вами клик: «Италии свобода!»

И гордо шелестит, за честь страны родной,

Болонская хоругвь над вашей головой!

Благословенье вам! Италии спасенной

В вас избавителей увидеть суждено!..

Но тише... Здесь живут: раскинут стол зеленый,

Вчера здесь пир был: всё исписано сукно;

Там дребезги стекла... бокал неосушенный...