Как опустел наш домик на Песках!Закрыты ставни, заросли травоюДорожки, и крапива в цветниках.Недавно бурей сломаны ночною,Лежали ветви желтые дерев;Никто прибрать не думал их с дорожки,Ни подвязать попорченных кустов,Ни вставить стекол выбитых в окошки.Василий Тихоныч лежал больной,Без памяти, в горячке. День-деньскойПри нем была сиделка нанятая,Гадавшая спокойно при больном,Что скоро ли ее докука злаяОкончится каким-нибудь концом,И вымещавшая на кофеишкеЗаботы о проклятом старичишке,
2
Нет, время не старик. Нет, в старце умСпокоен, мудр, безгневен, тверд, угрюм.Нет, время — женщина, дитя; ревниво,И легкомысленно, и прихотливо;Капризное, вдруг радость унесет,За миг блаженства вырвет злые слезы,Сорвет с чела цветущий мирт и розыИ тернием колючим обовьет;Но вдруг потом пробудится в нем жалость,И выкупить свою захочет шалость, —Тут явится оно опять, как друг,И исцелит мучительный недуг.Василий Тихоныч, чуть-чуть, помалу,Стал поправляться, в комнате бродитьИ иногда на солнце выходить,Гулять один в соседстве, по каналу.
3
Осенний день был ярок. Громкий звонГудел далёко. Было воскресенье.Василий Тихоныч встал рано. ОнВсю ночь не спал. Тяжелые виденьяЕго терзали, отгоняя сон.Он вышел на крыльцо. Цыплята, куры,Кудахча, там теснилися к пшену.Он их ласкал при этом в старину,А нынче отошел, сказавши: «Дуры».Он в залу. Солнцем оживленный, тамВеселый чижик песнью заливался,Как в дни, когда, бывало, по утрамЗдороваться старик к нему являлсяИ говорил, что было за душой.Теперь он стал с поникшей головой;Особенно теперь он вспомнил ясноИные дни, которых не вернешь...А чижик пел всё так же звонкогласно...«Да что, дурак, ты горло-то дерешь,Да замолчи, сверчок, ушам ведь больно!»Он отошел, сердитый, недовольный.
4
По службе был приятель у него.Уж двадцать лет они сидели рядом;Вернее — двадцать лет друг к другу задомОни сидели... Боже мой! ЧегоНе делает судьба на свете белом!Приятели по дням сидели целым,Друг друга слыша, чувствуя, следя,Почти в лицо друг другу не глядя.
5
Давно Иван Петрович в службе высох,Но, может быть (не знаем мы того),У множества голов сих странных, лысых,Как кажется, умерших для всего,Которых мир так жалко обезличил,Всё есть одно, куда живым ключомПрорвалась жизнь и с чувством и с умом...Так узник был, который паукомВсю жизнь ума и чувства ограничил.
6
— Василий Тихоныч, пойдем гулять.— Где мне гулять!— На острова поедем.— Эх, полно вам.— Да что же вам лежатьВесь день в берлоге этаким медведем...Поедемте, наденьте вицмундир.— Ах, знаете ль, не хочется, ей-богу!— Ну, полно же, живей, марш-марш в дорогу!В трактир зайдем пить чай.— Ну, уж в трактирЯ не пойду. Там, чай, народу много,И в публику мне страшно выходить.— Вот то-то, всё сидит да дома тужит!Что б, например, к обедне вам сходить?Отец Андрей так трогательно служит!— Нет, не пойду, Иван Петрович.— Что ж?— Так, не могу.— Уж вы надели брюки?— Всё не могу.— Вас, право, не поймешь.Да ну, скорей мундир да шляпу в руки!— Меня как будто лихорадка бьет,Так на сердце нехорошо.— Пройдет!— Нет, не пройдет; уж разве богу душуОтдам, тогда пройдет. Так не пройтить.— Охота вам так страшно говорить,И всякий смертен.— Смерти я не трушу.— Берите шляпу.— Что мне смерть теперь?— Да полно, говорят.— Так околею,Как пес, какой-нибудь поганый зверь.Глаз некому закрыть мне, как злодею.— Ну, ну, пойдем. Ну, запирайте дверь.
7
Чиновники скромненько ваньку взялиИ поплелись рысцой на острова.«И летом был денек такой едва ли,Смотрите-ка, ведь будто спит Нева».Василий Тихоныч хранил молчанье,Зато Иван Петрович говорил:«Как пыльно! Уф! Дышать почти нет сил!Да слезем тут, пройдемте до гулянья.Смотрите-ка, народу что идет,Чай, всякие — держитесь за карманы,Кто их теперь в толпе-то разберет...Глядите-ка, пристал какой-то пьяныйК купчихе, знать: повязана платком.Здоровая, ей-ей, кровь с молоком!Чай, ест за трех! Ишь жирная какая!Эге, ругнула! Вот люблю, лихая!Да это что, смотрите-ка сюда:Здесь прежде будки не было. КогдаПоставили? Спросить бы часового...Ах, нет, была, да выкрашена снова.Послушаем шарманки. Ишь какойТальянец-мальчик, а уж черномазый.Чай, сколько он проходит день-деньской!Как вертится! Ах, дьявол пучеглазый!Есть нечего в своей земле у них,И суются куда бы ни попало.Да. Ну, у нас бы припугнули их.Вот немец — тоже честный надувало:Я чай, сигар из браку наберет,А тут, поди-ка, сунься, так сдеретЗа штучку гривенник да пятьалтынник.Вот что! И знай.Подвинемтесь туда,К каретам. Ты, седая борода,Слышь, не толкай! Посторонись, аршинник!Не видишь, что чиновники... Скорей,Василий Тихоныч, не пропустите,Директорша. Да шляпу-то снимите.Проехала. Директор не при ней.А вон коляска... Да кто в ней, глядите —Не знаете? Ведь стыдно и сказать...Вся в кружевах теперь и блондах... Танька,Та, что жила у Прохорова нянькой!И шляпка вниз торчит... Тож лезет в знать!Чуфарится! Туда ж с осанкой барской!..А ведь сегодня скучно. Для меняГулянье не в гулянье, как нет царскойФамилии да батюшки царя.Василий Тихоныч, что ж вы стоите?.Пойдем пить чай!»— Глядите-ка... глядите...— Кто там?— Глядите...— Кто?— Она, она!..Разряжена... Как весела... Смеялась...— Пойдемте прочь, вам просто показалось.— И он верхом... Мерзавец!.. Как жена,С ним говорит... Да что вы, не держите.— Василий Тихоныч! Уйдем, молчите!Вы в публике... вниманье обратят.Подумают, что вы... свести велятВ полицию...— Она того хотела,Так на же, пусть в полицию сведут!Пускай при ней и свяжут и возьмут!Пусти меня!..— Опомнись, это телоИ кровь твоя...— Ну, тело, кровь, пусти!Отца забыть! С любовником уйти!Отец — он стар, дурак! Какое дело,Есть или нет отец... Пускай ревет...Оставила... Пускай с ума сойдет,Что жить ему: околевай, собака!Смотрите все: вон, вон она, вон та —Анафема! Будь веки проклята!..— Уф, страх какой!— Что тут за шум?— Что? Драка? —Старик умолк. Дрожащие уста,Казалось, говорить еще хотели,Но голос замер, ноги ослабели,И он упал. Коляска понесласьКак вихрь. Толпа кругом еще теснилась.— Я с духом всё еще не собралась.Вот ужасти! Она, моя родная,Как взвизгнула!— Да бледная такая!— Что тут такое?— Проклял дочь отец.— Да, проклял; да за что же? Злая доляТому, кто проклят... Ишь ведь молодец!— Ах, батюшка! Родительская воля!— Ишь, проклял!..— Он ведь как безумный сам.Смотрели бы за ним все по пятам —Воды-то много тут. Чтоб не случилсяС ним грех какой...— Ты слышал, тут одинПорядочно одетый господин,Чиновник, проклял дочь и утопился?