Сочинения в двух томах

Есть домик — он теперь глядит уж старцем сирым,Но некогда он мне казался целым миром!Уютно он стоит между берез и лип;У дома спуск крутой; а там — реки изгиб,И за рекою луч, сквозь дождевую тучу,Блестит на городке, на домах, сбитых в кучу.Веселый смех детей, как в роще пенье птиц,Звучит в том домике; в нем нет угрюмых лиц,И видимо на всем благословенье бога,Хоть бедность не чужда была его порога;Зато там был приют простых и добрых чувствИ билися сердца при имени искусств.Искусства труженик, без жажды славы лживой,Отец мой там обрел приют себе счастливый.Что в жизни вынес он, каким достиг путемЖитейской мудрости — не знали мы о том...Вокруг его друзья немногие сбирались;Все вместе старились... лишь смертью разлучались...Нам свято имя их: они учили нас...Но он, божественный, бывало, углубясь,Как бы исполненный душевного виденья,Он пишет в мастерской святых изображенья, —Всё из саду к нему заглядываем мы...Всё было чудно нам средь влажной полутьмыВ пространной мастерской: болезненная думаВ лице художника, творящего без шума,В самозабвении, статуи возле стен,Холодные как смерть, и подвижной манкенС румяной маскою, с горою кудрей жестких,Седящий как пророк на плотничьих подмостках.

Но бросил кисть отец, и «дети» крикнул нам,И мы со всех сторон бежим по цветникам,Все, даже меньшие, к нему, привстав на цыпки,Руками тянутся и ждут его улыбки...О, много я часов в той мрачной мастерскойПровел потом, носясь бог знает где душой!..Из братьев я хоть был всех старее годами,Но разум спал во мне, как озимь под снегами...Когда сбирались мы в кружок по вечерамИ мать из Библии урок читала нам,Тяжелый сон меня одолевал при чтенье...Но помню, раз она о первых днях твореньяРассказывала нам по книге Бытия, —Впервые изумлен, внимал прилежно я,И после чтения, как братья шли уж в спальни,Тихонько убежал я сада в угол дальнийИ, взоры устремив на звездный свод небес,Казалось, понял смысл прочитанных чудес.С тех пор ума во мне господень перст коснулся,И он от праздного бездействия очнулся.И много лет потом я помнил этот миг,И посвятил ему свой первый детский стих.Когда же мать моя нашла его случайно,Я, вспыхнув, убежал, стыдясь за труд свой тайный,И плакал я, когда она меня нашла,И кудри гладила, и с лаской обняла,Стараясь мне взглянуть в потупленные очи...Я точно вышел вдруг на свет из мрака ночи,И в чудном блеске мне являются всегдаИ отрочества дни, и школьные года,

Когда беспечно пел я солнце, моря волны,Волною на песок закинутые челныИ дев невидимых, которых посвящалЯ в красоты лесов, пустынь и диких скал.Но город, где я рос, мой дар считал юродством.Хоть люди в нем цвели от праздности дородством,Но праздность видели в занятиях моихИ кару в худобе моей за чтенье книг.И лишь немногие и близкие знакомцыДа бурсы городской смиренные питомцыМои творения читали — кто бранил,Кто неумеренной хвалой превозносил.Но я почувствовал, что их суда мне мало.Иное поприще мечта мне открывала.К нам быстрая молва за вестью весть несла,Что в мире поднялась борьба добра и зла,И каждое ловил я огненное слово,И жаждал искусить свой дух в борьбе суровой...Так в замке, на скале, на дне сырой тюрьмы,Вдруг слышно узнику среди глубокой тьмы,Что с моря выстрелы несутся боевые,Всё ближе... Вот дрожат граниты вековые,Вот парус как пятно в окне его мелькнул,И ветр к нему занес и дым, и криков гул;Кругом шипят в воде и бьют о камень ядры;Он слухом лишь следит, как движутся эскадры,И кинулся б к окну — да окна высоки!И, проклиная цепь, он плачет от тоски...И я решил отцу открыть свои мученьяИ на далекий путь просить благословенья.

Спокойно выслушал слова мои старикИ, помню, просиял как юноша в тот миг.«Тебе не место здесь», — сказал он, вдохновенный,И к матери повел в покой уединенный.И говорил я ей, что гибну я в глуши;Что дар коснеет мой в бездействии души;Что славное пришло для человека время;Что новое господь на землю бросил семя;Что в душу избранных его он насадилИ страждущим раздать велел, и — час пробил —Сияет и для них надежды свет любезный,Как Ною радуга над беспредельной бездной;Что зданья старого дрожит уже скелетИ в трещины его уж новый блещет свет;Что некий муж, в ночи являясь, мне глаголет:«Где посох твой? Вставай!» — и в путь идти неволит.«Пусти, — я умолял, — я буду утешатьНадеждой скорбного и добрых прославлять!»Всё выслушав, она промолвила мне строго:«Но где же знаменье, что это голос бога?Нам сказано: не все внушенья — от небес,И образ ангела приемлет часто бес».А я: «Нет, не земным подвигнут я внушеньем,Его проверил я молитвой и сомненьем.Кто знает? То, над чем и старец изнемог,Нередко лепетом младенца скажет бог!О, не держи меня и дай благословенье,Да чистый шествую я ближним во служенье».И голову склонил к ее коленам я.И, взор то на отца стремя, то на меня,

Сказала дивная дрожащими устами:«Тебе ответствовать могу я лишь слезами!Останешься ль у нас — ты будешь тосковатьИ скрытой скорбию мне душу надрывать!..Уйдешь... о, для чего тебя я породила!..»Но больше говорить ей сила изменила.И плакала она, склонясь ко мне главой,И тихо молвила: «Иди! Господь с тобой!»Досель, о дивная, мне образ твой сияет!Слеза безмолвная с ресницы упадает...Покорно говорят уста твои: «Иди!»,А руки жмут меня к взволнованной груди...Но вот отец развел твои тихонько руки,И обнял он тебя, свои скрывая муки,Мне подал знак уйти, а сам тебе шепталСлова святых надежд и в очи целовал...И я оставил сень отеческого дома.И дни прошли в пути. Душевная истомаМеня лишала сил. Осенний ветер выл...Впервые понял я, как дом отцовский мил,Я всюду видел мать: душа ее болела,Всё что-то высказать, казалось, мне хотела...Из сердца моего, бог ведает куда,Мечты умчалися, как птички из гнезда...Я на горы взошел. Долины в мгле тонули,И звезды в небесах холодные блеснули...И страшным сном в ту ночь мой дух был возмущен.То был пророческий, тревоги полный сон.Он возвестил мне всё, что после совершилось...Но поздно мне его значение раскрылось.