— Да, — ответил Гэбриел, подняв голову и обращая к жене, как всегда, серьезный сосредоточенный взгляд.
Подойдя к своему супругу и повелителю, миссис Конрой со смелостью, какую дает женщине законный брак, провела по волосам Гэбриела изящными, чуть хищными пальчиками. Он взял обе ее руки в свои и пожал с ласковым, но несколько недоуменным видом, который привел ее в сильнейшее раздражение. Она немедленно высвободила руки.
— Почему ты не вышел в гостиную? — спросила она, глядя на него испытующе.
— Сегодня не хотелось, — ответил Гэбриел очень спокойно. — Я видел, что ты легко обойдешься и без меня.
Ни в тоне, ни в поведении его не было ни горечи, ни задетого самолюбия; тщетно поискав в его взгляде каких-либо следов ревности, миссис Конрой была вынуждена признать, что тихий степенный человек, сидевший перед ней, полностью чужд всем этим переживаниям. Смутно почувствовав недовольство жены, Гэбриел ласково обнял ее за талию и привлек к себе на колени. Но то, как он это сделал, столь очевидным образом обнаружило его жалость к ней как к физически и морально слабому созданию, жест был столь профессиональным («словно больного утешает», — подумалось миссис Конрой), что ее раздражение ничуть не утихло. Она вскочила с его колен и села на стул по другую сторону очага. Терпеливо, с неизменной снисходительностью Гэбриел дал ей поступить по-своему.
Миссис Конрой не стала дуться на мужа, как поступила бы другая женщина на ее месте. Она лишь улыбнулась страдальческой улыбкой, от которой морщинки протянулись у нее от ноздрей к уголкам рта, и ущипнула себя за кончик тонкого прямого носика. Потом, глядя в огонь, спросила:
— Ты плохо себя чувствуешь?
— Да, пожалуй, что и так.
Оба замолчали, глядя в огонь.
— Ты ничего не нашел на холме? — спросила наконец миссис Конрой раздраженно.
— Ничего, — ответил Гэбриел.
— Ты прошел оба склона? — нетерпеливо спросила женщина.
— Сверху донизу.
— И ничего не нашел?
— Ничего, — сказал Гэбриел. — Ровным счетом ничего. То есть я хочу сказать, — добавил он со своей обычной обстоятельностью, — ничего такого, о чем стоило бы говорить. Золото, если оно только там есть, должно лежать ниже, в овраге, где я уже пробовал рыть раньше. На склонах я искал его просто чтобы угодить тебе, Жюли. Ты ведь знаешь, это была твоя прихоть, — сказал Гэбриел с легчайшим упреком в голосе.
Страшная мысль мелькнула у миссис Конрой. А что, если доктор Деварджес ошибся? Что, если он составил свою карту в безумии или в бреду? А может, Рамирес нарочно обманул ее? Так неужели после всех ее мук ей не достанется в жизни ничего, кроме этого сидящего перед ней человека, который к тому же не любит ее, как любили все другие мужчины? От этой пугающей мысли миссис Конрой совсем растерялась. Она начинала понимать, что любит Гэбриела, и это повергало ее в отчаяние. С непривычным ощущением покорности и зависимости она взглянула на мужа умоляющими глазами.
— Да, это была прихоть, милый, пустая прихоть. Она миновала. Не сердись.
— Я не сержусь, — спокойно возразил Гэбриел. Миссис Конрой вздрогнула, как от удара.
— Мне показалось, у тебя огорченный вид, — сказала она, помолчав.
— Я другим огорчен. Я думал об Олли, — сказал Гэбриел.
Есть предел терпению даже у растерянной и напуганной женщины.
— Ну, конечно, — резко откликнулась она. — Олли, Олли, и еще раз Олли. Я и забыла, что только она одна у тебя на уме.
— Я думал о ней, — сказал Гэбриел все с тем же спокойствием, от которого можно было сойти с ума. — И сдается мне, что раз у тебя с Олли дружбы не получается, лучше вам жить врозь. Дальше так нельзя, Жюли, дальше так нельзя. А самое горькое то, что Олли стало житься еще хуже, чем прежде.
Миссис Конрой сидела с побелевшим лицом и грозно молчала. Мистер Конрой продолжал свою речь:
— Я всегда мечтал послать Олли в пансион, но теперь она не хочет ехать. Она ведь дурочка, Олли, ей не хочется со мной расставаться, и я тоже, дурень, не хочу, чтобы она уезжала. Значит, остается только один выход…
Миссис Конрой повернула голову, пристально поглядела на мужа своими серыми глазами, но ничего не сказала.
— Тебе нужно на время уехать от нас, — продолжал Гэбриел все тем же ровным голосом. — Я слышал, есть такой обычай: после свадьбы жена уезжает навестить свою мать. Правда, у тебя нет родных, — сказал Гэбриел раздумчиво, — так что ты не можешь к ним поехать. Но ты говорила на днях, что у тебя есть какое-то дело во Фриско[29]
. Вот и отлично. Ты съездишь туда на два-три месяца, а за это время мы с Олли что-нибудь придумаем.Гэбриел был, наверное, единственным человеком на свете, от которого миссис Конрой способна была выслушать столь оскорбительное предложение, не дав обидчику резкий отпор.
Она лишь повернула к огню окаменевшее сразу лицо и горько рассмеялась.
— Почему же только на два-три месяца? — спросила она.
— Если ты не против, можно и на четыре, — сказал Гэбриел, — у нас с Олли останется лишнее время, чтобы уладить наши дела.
Миссис Конрой поднялась со стула и все с тем же окаменевшим лицом подошла к мужу.