— Можно ли будет подойти к ним так, чтобы их поймать? — спросил Сэгин у Рубе.
— Да, — сказал старый охотник, — мы можем подойти к ним совсем близко под охраною кустов.
— И все-таки они уйдут от нас, потому что поляна мала, и при малейшем шуме они успеют скрыться в лесу.
— Совершенно справедливо.
— Как же их добыть в таком случае?
— Надо их окружить.
— Так. В каком направлении дует ветер?
— Ни в каком. Воздух так же неподвижен, как индеец, с которого сняли скальп, — сказал старый охотник.
— Значит, нечего бояться, что буйволы нас учуют, а народу у нас достаточно, чтобы окружить их.
— Живо за дело! — воскликнул Сэгин. — Рубе, вы разместите половину людей, я размещу другую. Генрих, вы можете остаться на своем месте, оно не хуже всякого другого. Когда я дам сигнал, вы двинетесь вперед, соблюдая осторожность. Нам ведь нужно беречь себя для предстоящего большого дела. Лучше поэтому лишиться буйвола, чем получить рану. Берегите себя, милый мой, ради себя и… других.
Последние слова Сэгин произнес с улыбкой и удалился. Молодой человек, оставшись один, предался приятным мечтам. Прошло с четверть часа; он вспомнил, что время действовать приближается, и вернулся к действительности: осмотрел заряд у ружья и надел новые капсюли. Силы его успели восстановиться, и хотя он решил следовать совету Сэгина, однако и бездеятельным не хотел оставаться. Он стал намечать себе жертву.
Буйволы не предвидели опасности и спокойно паслись на лугу. Только один старый вожак время от времени встряхивал густую гриву, нюхал воздух и сердито стучал по земле, выражая этим свое беспокойство.
Генрих думал о том, как хорошо было бы убить животное и как надолго оно обеспечило бы их существование. Вдруг он увидал молодого бизона, выходившего из лесу и направлявшегося к стаду. Генрих удивился, как могло молодое животное очутиться так далеко от стада, тогда как обыкновенно телята из страха пред волками остаются при матери.
Бизон двигался медленно, с трудом, точно раненый; это не помешало ему, однако, благополучно миновать волков, сидевших у опушки леса.
«Вот так славная дичь!» — подумал Генрих и посмотрел кругом, не смыкается ли цепь охотников.
Но ничего не было заметно: очевидно, охотники не успели в полчаса объехать поляну. Генрих стал вычислять в уме:
«Поляна имеет в диаметре полторы мили, окружность ее втрое больше; допустим, что это четыре с половиной мили. Раньше часа и не может быть сигнала. Значит, надо еще подождать. Но почему буйволы ложатся? Во всяком случае, это хорошо: значит, наша дичь не собирается бежать. Один, два, три… вот уже шесть улеглось… теперь восемь. Они странным образом валятся, точно раненые. Еще двое; скоро они все лягут, и тогда нам легко будет сделать нападение. Вот подходящий момент для сигнала».
Генрих плохо знал нравы и обычаи диких бизонов, он был удивлен способом, каким эти бизоны ложились наземь.
Высокая трава и кустарник мешали ему наблюдать за животными, он видел только мохнатые плечи. Наконец последний бизон повалился, и тотчас же раздался сигнал. Генрих пришпорил коня и помчался вперед. Одновременно с разных концов показалось человек пятьдесят охотников.
Для Генриха было вопросом чести выстрелить первому; он скакал, держа ружье наготове. Но когда подъехал ближе, его поразило то обстоятельство, что животное лежало совершенно неподвижно. Хотя стрелять при таких условиях не представляло интереса, он все-таки начал целиться. Вдруг он увидал на животном кровь; с ужасом опустил он ружье и хотел сдержать лошадь. Однако Моро послушался не сразу и остановился только тогда, когда въехал в самую середине неподвижного стада. Всадник был ошеломлен: вокруг себя он видел ручьи крови.
Другие подоспевшие охотники тоже недоумевали. Перед ними издыхали бизоны, бились в предсмертных судорогах. У каждого была рана на шее, из которой текла густая кровь.
Восклицаниям не было конца.
— Ведь это же не может быть делом рук человеческих? — спросил Генрих.
— Конечно, нет, — ответил Рубе, — если не считать краснокожих за людей. Эта штука индейцев, и Младенец ручается… Да вот он! Вот!
Рубе стал целиться, Генрих невольно посмотрел по направлению ружья и увидел что-то, двигавшееся по земле.
«Это бизон в судорогах, — подумал Генрих. — Ах, да это теленок, который только что присоединился к стаду».
В то же мгновение животное встало на задние ноги и испустило человеческий крик. Мохнатая оболочка спала, и из нее показался индеец, делавший отчаянные жесты руками.
Генриху стало жаль его, но было поздно склонять к пощаде старого охотника. Раздался выстрел, пуля попала в темную грудь индейца, и он упал замертво.
— Эх, Рубе, — сказал Гарей, — отчего ты не дал ему времени содрать кожу с убитой дичи! Ведь он избавил бы нас от лишнего труда.
— Поищите-ка, молодцы, — сказал Рубе, — за этими деревьями: наверняка найдете там другого такого теленка. Я же пока сдеру скальп с этого.
Генрих поспешил удалиться от этой ужасной операции. Проезжая мимо убитого индейца, он увидел у него массу окровавленных стрел: ими были нанесены раны бизонам.
Рубе, снимая скальп, рассуждал про себя: