Дикарь бежал со всех ног. Рубе с ножом в руках бросился за ним. Охотники встрепенулись и пустили вдогонку индейцу несколько выстрелов. Несчастный мало выгадывал быстротой своих ног, так как ему приходилось бежать извилинами, чтобы не дать верно прицелиться в себя.
Пока еще ни одна пуля не нанесла ему тяжелой раны, но по его бронзовому телу уже во многих местах струилась кровь.
Несколько человек бежали за ним по пятам, другие бросились к лошадям, чтобы пересечь беглецу дорогу. Лошади паслись в лесу, и только старая кобыла Рубе бродила по полю среди убитых бизонов, как раз на пути индейца. Добежав до нее, несчастный выхватил кол, к которому была привязана лошадь, и, прыгнув в седло, пустил лошадь вскачь. Выходка эта не принесла, однако, счастья индейцу. Рубе свистнул, как обыкновенно, когда призывал к себе коня; тот услыхал призыв, остановился и, несмотря на сопротивление седока, повернул назад и помчал злосчастного индейца к своему хозяину. В это время одна из пуль задела плечо лошади, она взвилась на дыбы, индеец не удержался, свалился на землю, и тут один из мексиканцев пригвоздил его к земле своей длинной пикой.
Рубе разразился бранью и на казенные ружья, и на индейца, и на глупых стрелков, которые целятся во врага и попадают в лошадь друга. Успокоился он только тогда, когда убедился, что рана, нанесенная кобыле, была самая легкая. Так как никаких признаков присутствия других индейцев не было, то все принялись за завтрак. Разложили костры и изготовили пищу. Утолив голод, открыли совещание.
На этом совещании было решено направиться к развалинам старой Миссии, расположенной всего в десяти милях. Там удобно было выждать и даже отразить возможное нападение куатеросов, к которым принадлежали трое убитых индейцев. Медлить было нечего; с убитых буйволов сняли кожу, разрезали туши на куски, живо уложили припасы и тронулись в путь на восток.
К развалинам поспели пред закатом солнца. Лагерь расположился среди разрушенных стен; волки и совы, обитатели этих мест, бежали, испуганные людским нашествием. Среди развалин был заглохший сад, и на деревьях зрелые плоды, а потому и ужин был разнообразнее и обильнее обыкновенного: кроме мяса были яблоки, груши и виноград. Под стеной протекал ручей, и воды было в изобилии.
После ужина все, крайне утомленные, расположились на заслуженный отдых, выставив на всех дорогах и тропинках часовых. Первая ночь прошла спокойно.
В старой Миссии отряд оставался трое суток. Столько времени понадобилось для того, чтобы высушить запасы мяса и сделать их годными для перевозки и хранения. Эта стоянка была очень тяжела для Генриха. Покой и бездействие пробудили дурные инстинкты охотников; грубые шутки, ссоры, скверная ругань и проклятия не сходили у некоторых с языка. Бедный Генрих убегал от них в лес в сопровождении милейшего доктора Рихтера, с которым можно было углубиться в науку или в воспоминания о счастливом времени, проведенном на берегу Дель-Норте.
На утро четвертого дня двое людей, оставленных для наблюдения в Пиньоне, вернулись с новостями. Навагой возвращались через два дня к ручью, но были введены в заблуждение направлением стрел, и все триста, состоявшие прежде под командой Дакомы, направились к югу.
Час спустя охотники были на конях и ехали по скалистому берегу Сан-Педро. После длинного дневного перехода они достигли пустынных берегов Гилы; на ночь расположились лагерем подле этой реки, среди знаменитых развалин; это была вторая станция ацтеков во время их выселения.
За исключением капитана, Генриха, доктора и Эль-Соля, никто не заинтересовался этими замечательными древностями. След бурого медведя увлек охотников гораздо больше, чем найденная в развалинах старинная посуда и иероглифические надписи. Медведями занялись: двоих убили и съели за ужином.
На четвертый день отряд дошел до поперечной гряды, под которой река Сан-Карло прорыла себе подземный ход. Идти дальше по течению реки оказывалось неудобным, так как для этого предстояло перейти гору, преграждавшую им дорогу. Сэгин объявил людям о своем намерении оставить реку и повернуть на восток.
Охотники встретили это известие радостными криками: «ура!». Перед глазами в воображении замелькало золото. Как только спал дневной зной, отряд двинулся в путь, чтобы уже не останавливаться, пока не дойдет до воды.
Шли всю ночь и наутро вступили в бесплодную пустыню, где ни деревца, ни травы, а следовательно, и воды не было в помине.
Перед ними виднелась вдали цепь гор, за нею другая со снежными вершинами. Не было сомнения, что со снежных вершин должна струиться вода, но какое огромное расстояние отделяло их от подошвы этих гор! Если не встретится вода раньше, отряд может погибнуть от жажды.