В таком выжидательном положении охотники пробыли целый час под страшным дождем, укрывая по возможности ружья. Между тем вода прибывала, с шумом надвигаясь на берега и напором своим срывая и унося прибрежные камни; вода бурлила у расселин скал и с каждой минутой поднималась все выше и выше, особенно в узких местах ущелья. Местность, где была устроена засада, окуталась почти ночным мраком, и только изредка молния озаряла эту чудесную по своей дикости картину разбушевавшихся стихий.
— Может быть, они пошли в обход? — сказал кто-то.
— Нет, они атакуют нас не раньше ночи.
— Ну, пускай же они ждут ночи, — ворчал Рубе. — Еще полчаса такого проливного дождя — и все будет кончено, или Младенец уж ничего не понимает.
— Тс! Тс! — раздалось в толпе. — Вот они!
Все взоры устремились к проходу. Показались конные индейцы в таком количестве, что заполонили весь поток. Они приготовили свои луки, чтобы прежде, чем ринуться в атаку, выпустить массу отравленных стрел.
— Ну, берегитесь, молодцы! — закричал Рубе. — Цельтесь хорошенько и стреляйте наверняка.
Не успел закончить свои слова старик Рубе, как со стороны индейцев раздался военный клич двухсот глоток. Охотники ответили тоже громкими криками, к которым присоединились их союзники — индейцы поны и делавары.
Навагой приостановились перед выходом из ущелья, чтобы теснее сомкнуться для первого натиска, и с новым кликом бросились в ворота. Это было сделано так быстро, что нескольким индейцам удалось проскочить из ущелья на равнину, прежде чем раздался первый ружейный залп. Минуту спустя уже сыпался град пуль, выпущенных из ружей, винтовок и карабинов. Навстречу пулям летела масса ядовитых стрел, и все это сопровождалось воинственными криками и стоном раненых.
При каждом выстреле какой-нибудь индеец падал в воду; но масса надвигалась и вновь наступала, желая выбраться из ущелья. Убитые люди и лошади загораживали реку своими трупами, но индейцы через них бросались вперед. После первого залпа, когда охотники стали вновь заряжать ружья, наступил опасный промежуток, которым и хотели воспользоваться нападавшие индейцы.
Сэгин понял опасность минуты и с заряженным револьвером бросился вперед, вызвав за собою тех, у кого тоже были револьверы.
Толпа человек в пятьдесят бросилась за Сэгином. С одной стороны раздался призыв навагоев к новому приступу, с другой — команда Сэгина:
— Пли!
Пятьдесят пуль влетело в самую гущу навагоев и привело их в неописуемый беспорядок. Подстреленные валились с лошадей и вместе с лошадьми падали под ноги напиравших сзади; по трупам убитых несколько индейцев все-таки выбрались из ущелья и бросились на охотников. Началась рукопашная: с одной стороны пущены были в ход длинные пики и томагавки, с другой — приклады ружей и рукоятки револьверов.
Ручей, как бы запруженный трупами, вздымался с пеной все выше и выше. С новой силой загрохотал гром, засверкала ослепительно молния. Казалось, сами стихии приняли участие в этой борьбе не на живот, а на смерть.
А вода все прибывала; трупы людей и лошадей всплывали и еще больше затрудняли движение по реке. Индейцы оправились и с новою силою готовились ринуться на охотников, а у тех ружья были пусты.
Люди Сэгина видели, что спасения нет, и решились возможно дороже продать свою жизнь, скорее умереть, чем живьем достаться в руки краснокожих.
Вдруг раздается какой-то страшный гул. Это был зловещий шум вышедшего из берегов горного потока. Масса воды прорывает все преграды и вместе с деревьями, вырванными с корнями, несется прямо на людей, готовясь затопить всю местность со всем, что на ней находится.
Рубе в испуге кричит:
— Бегите на берег, кому жизнь дорога! Скорее на берег!
Генрих обернулся и увидал, как перепуганные охотники взбирались по единственному доступному откосу на берег. Едва он успел вскочить на ближайший уступ, как показалась целая гора воды, с ревом и пеной стремившаяся в ущелье. Все эта масса нахлынула на узкий проход, ударилась, отступила, но как бы для того только, чтобы вслед затем с новой силой затопить и ущелье и выход из него.
Генрих слышал крики индейцев; они повернули лошадей и старались удрать от набегавшей воды. Тщетно: поток бежал на них с ревом, пенясь и крутясь, подхватывал и уносил их с собою. Они тонули, всплывали и вновь погружались.
— Трое наших погибло! — грустно произнес Гарей, стоявший подле Генриха на скале, откуда была видна отчаянная борьба и гибель людей, застигнутых потоком.
— Кто погиб? — спросил Сэгин, оглядывая окружавших его и пожимая руку Генриху.
— Погибли один делавар, толстяк Джим Гаррис и еще…
— Кого же еще недостает?
— Капитан, — ответил Санхес, — не видать Киркера. Бедняга! Ему так хотелось скальпировать индейских жен и детей, а теперь его собственный скальп достанется индейцам, если только тело его всплывет на поверхность.
— Ну, им в пору только спасать себя и своих, — сказал Гарей, — поток почти всех их опрокинул, и те, которые не успеют ускакать от воды, тоже потонут.