Кроме наготовленного мяса у буров имелось еще несколько мешков маиса и кафрской пшеницы, так что они могли разнообразить свою пищу.
Кафрская пшеница, sorghum cafrorum, употребляется преимущественно трансваальскими бурами. Кафры возделывают еще и другой род сорго, а именно sorghum sacharum. Сладкие стебли этого растения они сосут так, как американские негры сахарный тростник. Но буры не особенно много потребляют этой второй пшеницы по причине ее приторного вкуса, предпочитая первую, более похожую на европейскую пшеницу.
Вокруг мованы росло множество деревьев с сочными и вкусными плодами, вроде наших персиков. Их собирали дети. Таким образом, во всей маленькой колонии не было ни одного праздного существа; каждый делал, что мог. О женщинах и говорить нечего — они вечно были заняты разнообразными хлопотами по хозяйству.
Но вот в одно прекрасное утро баас объявил, что все готово к отплытию. На якоре стояли три плота, крепких, легких и, пожалуй, даже красивых. Переселенцы во второй раз покидали гостеприимную мовану в твердой уверенности, что уж больше к ней не возвратятся.
Было сооружено по плоту для каждого из трех главных семейств. Сначала хотели устроить один общий, но потом нашли это неудобным: река местами могла оказаться слишком узкой для прохода такого громадного плота. Соединить их в один рассчитывали, когда достигнут Лимпопо.
Плоты эти были шириною в одиннадцать, а длиною более сорока футов. Бревна были плотно соединены между собою и крепко связаны гибкими лианами, известными среди буров под названием баавиан-тув и в изобилии росшими в окрестностях мованы.
Голландское название баавиан-тув значит «веревка павианов». Это ползучее растение, с длинными стеблями и сердцевидными листьями, чрезвычайно крепко. Буры часто употребляют его в виде каната. Нащи переселенцы и раньше были знакомы с этим растением и часто пользовались им.
На заднем конце каждого из плотов был устроен полукруглый шатер, разделенный на две части: для мужчин и для женщин. Для слуг возвышались в переднем конце шалаши из тростника и листьев. Посредине стояли громадные ящики, наполненные имуществом переселенцев. Все ящики были покрыты шкурами убитых зверей. Для стряпни имелись прекрасные очаги, устроенные из горшечной глины.
Таким образом, плоты были снабжены всем необходимым для продолжительного путешествия, и не было надобности приставать к берегу, кроме разве прогулки.
Когда все было готово к отплытию, Карл де Моор стал недоумевать: какое из трех семейств просить о приюте для него и сына?
— Карл, что же вы не идете?! — крикнул ему Ян ван Дорн. — Идите скорее к нам.
— И вы… примете нас? — смущенно пробормотал Моор.
— А вы можете об этом спрашивать? Конечно! Вы непременно должны находиться с нами. Пит не может более жить без Лауренса, а мне трудно обойтись без вас. Идите же, нечего церемониться! Лауренс давно уже здесь и ждет вас.
Проговорив это со свойственным ему добродушием, Ян ван Дорн подал Моору руку, чтобы помочь ему взойти на плот, и сделал последние распоряжения относительно отплытия.
Когда снялись с якоря и вывели плоты на середину реки, баас снял шляпу, махнул ею и громко крикнул:
— Ну, теперь с Богом!
Флотилия плавно поплыла вдоль реки.
— Прощай, мована! — проговорила Катринка, сделав рукою прощальный жест гигантскому дереву, два раза уже служившему приютом для колонии переселенцев.
— Счастливого пути, Катринка! — сказал Пит, перебравшийся на плот семейства Ринвальд, чтобы «проститься» с девушкою, потому что ему приходилось ехать с ней врозь. — Знаете ли, я очень признателен моване: под нею мне пришлось пережить лучшие минуты моей жизни.
Катринка молча потупилась и покраснела; но ведь известно, что иногда молчание бывает красноречивее всяких слов.
— А что касается испытаний, доставшихся на нашу долю в этой местности, — продолжал Пит, — то мне кажется, что они только ярче оттенят наше будущее благополучие, на что я твердо надеюсь.
— Пока мы все живы и здоровы, нам нечего бояться, — дружески заметил Клаас Ринвальд, вслушивавшийся в разговор молодых людей. — Посреди всех наших несчастий никто из нас самих не пострадал, а это главное.
Потеря скота, конечно, очень печальна, но вознаградима; а вот если бы, избави Бог, кто-нибудь из нас погиб, тогда действительно было бы непоправимое несчастье… Будем же надеяться на Бога и просить Его, чтоб он и впредь сохранил нас, как хранил до сих пор.
— А знаешь, папа, — сказала Катринка, — ведь ехать на плоту несравненно приятнее и удобнее, чем тащиться по пескам карру.
— Еще бы! — воскликнула Мейстья. — Путешествовать по воде просто. удовольствие. В особенности хорош способ передвижения наших слуг. Право, я завидую теперь им — в такую жару они наполовину в воде.
— Ага! — произнес Пит. — Вы поняли теперь преимущества их водяных коней. А помните, как вы и Катринка вчера смеялись над нами?
— Зато теперь сознаем нашу ошибку и каемся в этом, — просто сказала Катринка. — Не мудрено, что мы не поняли употребления предметов, виденных нами в первый раз в жизни, очень странных и смешных на первый взгляд.