Сочинения в трех томах. Том 2

— Мы на правильном пути, — сказал он. — У меня есть приметы почище направления колеи.

— Какие же? Что вы еще нашли? — спросил я.

— Воду! — откликнулся Рубби. — Вы усомнились в моей догадливости, но я оказался прав. Прислушайтесь как следует.

Журчал ручеек на твердом грунте.

— Слышу плеск, — сказал я. — Но какие вы делаете из этого выводы?

— Это потоки дождевой воды, — пояснил траппер. — Мы идем по течению, спускаясь в долину. Там легко найти дорогу. Проклятый ливень! Я промок до нитки. В этом потоке захлебнется и водяная крыса.

Мы пошли дальше. Через десяток ярдов быстрый ручеек перерезал тропу и затем уклонился в сторону. Образовался он в течение нескольких часов и вился в одном направлении с тропой.

Еще полмили — и мы выбрались из лесу на дорогу, которая вела в селение.

Напрасно радовались мы, надеясь отогреться под кровом: у самого поселка нас остановил властный окрик часового:

— Кто идет?

— Друзья! — ответил я. — Это вы, Квакенбосс?

Я узнал голос солдата-ботаника и в блеске молнии увидал под деревом его нескладную фигуру.

— Стойте! Пароль!

Таков был решительный ответ Квакенбосса.

Пароля я не знал.

Выезжая днем из лагеря, я совершенно позабыл справиться про пароль. Теперь я поплатился за свою оплошность.

— Мы не знаем пароля, но это я, Квакенбосс. Вы разве не узнали…

И я назвал свое имя и звание.

— Что мне до этого? — угрюмо проворчал увалень. — Без пароля никого не пропущу.

— Ах ты, дурень! — в раздражении закричал Рубби. — Ведь перед тобой капитан!

— Возможно, — отозвался несговорчивый солдат. — Но все же я не пропущу его.

Тут только я понял всю трудность положения.

— Пошлите за начальником караула или за кем-нибудь из лейтенантов, — сказал я упрямцу.

— Нет у меня рассыльных, — раздался из темноты голос Квакенбосса.

— Я сам пойду, — вызвался Билли Гаррей.

В наивности своей траппер полагал, что его беспрепятственно пропустят в лагерь, и смело двинулся к часовому.

Но тотчас последовал громовой возглас Квакенбосса:

— Стой! Стой! Еще шаг — и я стреляю!

— Это еще что? — вспылил Рубби, бросаясь вперед. — Ты собираешься стрелять в моего товарища? Проклятая ослиная башка! Если ты спустишь курок, прощайся с жизнью! Видишь эту игрушку?

И Рубби поднял карабин.

Зная меткость его стрельбы, я испугался и закричал во все горло:

— Остановитесь, Квакенбосс! Не стреляйте! Мы подождем.

В то же время я схватил своих спутников за руки и оттащил их в сторону.

Повелительная интонация моего голоса смутила Квакенбосса, а может, при свете внезапной молнии он узнал меня и трапперов. Прежде чем воцарилась темнота, я заметил, что он опустил ружье. Обрадованный его миролюбием, я облегченно вздохнул.

Однако пропустить нас он по-прежнему отказывался.

Продолжать переговоры было бесполезно, так как в лучшем случае они привели бы к словесной перепалке между Квакенбоссом и трапперами. С трудом восстановив мир, я решил безропотно ждать, пока случайно не явится на помощь кто-нибудь из караульных.

К счастью, на площади показался один из рейнджеров.

Квакенбосс соблаговолил подозвать, а я, пустив в ход все свое красноречие, уговорил солдата сбегать за начальником караула.

Появление капрала положило конец этому нелепому спору, и мы беспрепятственно миновали караульный пост.

Проходя мимо рьяного часового, старик Рубби шепнул ему:

— Черт побери твою ослиную башку! Плохо тебе придется, если мы встретимся когда-нибудь в прериях!

Глава XLVII

ПРОЩАНИЕ

В течение двух недель мы с Изолиной упивались счастьем. Лишь изредка мимолетная печаль омрачала нас: то было предчувствие разлуки. Но тучи рассеивались при мысли о новом свидании. Никогда не расставались мы, не условившись о следующей встрече. Утром мы говорили друг другу «до вечера», а вечером «до завтра».

Я не тяготился однообразием своей жизни. Дни я проводил в сладком опьянении. Но — увы! — всему бывает конец.

Наступил горестный час, когда мы простились на неопределенное время, быть может, до конца войны.

Изолина умоляла меня остаться, но я был тверд. Нелегко мне было оторваться от милой моей невесты. На лужайке обменялись мы последними клятвами. Не в первый раз повторяли мы священные для влюбленных слова, но в первый раз в слезах и горе.

Когда Изолина скрылась за густой листвой, мне показалось, что померкло солнце.

Недолго оставался я после нее на лужайке. Долг призывал меня к моим рейнджерам. Уже смеркалось, а наутро мы выступали в поход.

Я собирался уже спуститься по хорошо знакомой тропинке. Изолина ускакала в другую сторону, напрямик к гасиенде. Из предосторожности мы всегда возвращались разными дорогами. Но местность была пустынной. Даже вакеро редко забредали в эту сторону, и никто не знал про наши встречи — так по крайней мере думали мы с Изолиной. Вот почему в последнее время мы осмелели и не так тщательно скрывали свои свидания.

Лишь несколько часов назад я узнал, что жители селения проникли в наш секрет. Сообщил мне об этом Уитлей со слов Кончитты. Лейтенант, между прочим, посоветовал мне не удаляться от стоянки без провожатых.

Я принял бы к сведению его слова, ли бы мы не получили уже приказа о выступлении.