Сочувствующий

И счастливыми получателями этих денег тоже нередко бывают подставные организации.

Действительно, при таком количестве подставных организаций, которые якобы помогают бедным, или кормят голодных, или распространяют демократию, или поддерживают угнетенных женщин, или обучают художников, порой оказывается трудно разобрать, кто что делает и для кого.

Позвольте мне выступить адвокатом дьявола. Есть много хороших начинаний, которые люди – к примеру, я – хотели бы поддержать. Но скажем честно: деньги, которыми я располагаю, весьма ограниченны. Таким образом, неизбежно вступает в игру личная заинтересованность. К примеру, моя.

Личная заинтересованность – это прекрасно. Это инстинкт, который помогает нам выживать. Кроме того, это еще и очень патриотично.

Абсолютно с вами согласен. Итак: какова моя личная заинтересованность в создании организации, подобной вашей?

Я взглянул на генерала. Оно уже готово было сорваться с его губ – одно из двух волшебных слов. Обладай мы тем, что обозначали эти слова, мы мигом выдвинулись бы в первые ряды американских граждан и нам стали бы доступны все несметные сокровища американского общества. К несчастью, у нас имелась лишь узкая лазейка к тому, что скрывалось за одним из них. Словом, означающим то, чего мы не имели, было деньги

, коими генерал, возможно, и располагал в количестве, достаточном для его собственных нужд, но уж точно не в таком, чтобы финансировать контрреволюцию. Вторым словом было голоса, так что вместе они, деньги и голоса, служили чем-то вроде “Сезам, откройся” для глубоких пещер американской политической системы. Но стоило даже половинке одного из этих слов слететь с уст моего дальневосточного Али-Бабы, как по бровям конгрессмена пробежала едва заметная рябь. Подумайте о нашем сообществе как о поле для вложения капитала, конгрессмен. Для своего рода долгосрочной инвестиции. Представьте, что мы – это маленький спящий ребенок, который еще не проснулся и не вырос. Да, этот ребенок пока не может голосовать. Он не гражданин. Но когда-нибудь он станет гражданином. Когда-нибудь дети этого ребенка родятся гражданами, и им надо будет за кого-то голосовать. Этим кем-то вполне можете стать вы.

Я уже и сейчас ценю ваше сообщество, генерал. Вы помните, что я говорил на свадьбе.

Это были слова, сказал я. При всем уважении, конгрессмен, слова находятся в свободном доступе для любого желающего. Деньги – нет. Не удивительно ли, что в стране, где больше всего ценят свободу, вещи, находящиеся в свободном доступе, имеют так мало цены? Так позвольте мне быть откровенным. Наше сообщество ценит ваши слова, но в процессе ассимиляции мы усвоили поговорку “деньги решают все”. И если наше участие в американской политике сводится в основном к голосованию, мы должны голосовать за тех, кто добудет нам деньги. Это можете быть вы, но прелесть американского политического устройства в том, что всегда остается выбор, не правда ли?

Но даже если кто-то – к примеру, я – даст вашей организации деньги, парадокс заключается в том, что мне самому нужны деньги на мою предвыборную кампанию и жалованье сотрудникам. Иными словами, деньги решают все и там и тут.

Действительно, ситуация запутанная. Но вы говорите об официальных деньгах, за которые следует отчитываться перед государством. Мы же ведем речь о неофициальных, которые попадут к нам, а затем вернутся к вам в самом что ни на есть официальном виде как голоса, предоставленные генералом.

Совершенно верно, сказал генерал. Если моя родина и научила меня чему-нибудь, то как раз обращению с деньгами, которые мой юный друг столь изобретательно назвал неофициальными.

Наш маленький спектакль позабавил конгрессмена – он, шарманщик, наблюдал, как мы, две смышленые обезьянки, прыгаем и клянчим монетки под чужую для нас песенку. Мы были отлично выдрессированы прежним общением с американцами у нас на родине, где все определяли именно неофициальные деньги, то бишь коррупция. Коррупция смахивала на слона из индийской притчи, а я – на одного из слепых мудрецов, который мог пощупать и описать единственную его часть. Озадачивает не то, что можно увидеть и пощупать, а то, чего нельзя ни увидеть, ни пощупать, – например, часть обрисованной нами схемы, находящаяся вне нашего контроля. Я говорю о том, каким именно образом неофициальные деньги должны были течь к нам по официальным каналам, то есть через фонды, в чьем опекунском совете состоял конгрессмен, или его друзья, или друзья Клода. Эти фонды в свою очередь могли быть ширмами для ЦРУ или даже каких-то других, еще более загадочных правительственных и неправительственных организаций, о которых я ничего не знал, так же как Братство служило ширмой для Движения. Все это конгрессмен понимал очень хорошо, когда сказал: надеюсь, в патриотической деятельности вашей организации не будет ничего нелегального. Конечно, он имел в виду, что мы можем заниматься нелегальной деятельностью, но только так, чтобы он об этом не знал. Невидимое почти всегда подчеркивается невысказанным.

* * *