Сочувствующий

После ланча я кратко отчитался перед хозяевами о своих филиппинских приключениях, отчасти развеяв этим их мрачность и одновременно усилив чувство возмущения. Последнее можно считать противоядием от мрачности, так же как и от печали, тоски, отчаяния и т. п. Чтобы забыть о какой-либо разновидности боли, порой достаточно испытать боль другой разновидности – не зря ведь на медосмотре перед обязательной военной службой, экзамене, где не проваливается никто, кроме подцепивших вирус богатства, врач шлепает вас по одной ягодице, всаживая шприц в другую. Единственным, о чем я не сказал генералу и генеральше (помимо того, что я чуть не разделил судьбу жареных уток, подвешенных за анус в витрине соседней китайской закусочной), была компенсация, полученная мной за это едва не ставшее роковым испытание. Наутро после визита статистов с подарками ко мне явились два других гостя – Вайолет и высокий, худой белый незнакомец в бирюзовом костюме, узорчатом галстуке, толстом, как Элвис Пресли, и сорочке густого желтого цвета мочи после обильного потребления спаржи. Ну как вы? – спросила она. Уше лучше, прошептал я, хотя мог говорить совершенно нормально. Она посмотрела на меня с подозрением и сказала: мы все очень беспокоимся о вас. Он просил передать, что навестил бы вас сам, но сегодня к нам в лагерь приезжает президент Маркос.

Тем, кого не требовалось называть по имени, был, конечно же, Творец. Я только кивнул, мудро и грустно, и сказал: я понимаю, хотя даже упоминание о нем взбесило меня. Это лучшая больница в Маниле, сказал незнакомец в костюме, направив мне в лицо поисковый фонарь улыбки. Мы все хотим, чтобы вас лечили по высшему разряду. Как ваше самочувствие? Если честно, ответил я, продолжая лгать, то хуже некуда. Мне очень жаль, сказал он. Позвольте представиться. Он извлек на свет божий девственно белую визитную карточку с такими острыми краями, что о них можно было порезаться. Я представитель киностудии. Мы хотим сообщить вам, что оплачиваем все счета за ваше лечение.

А что произошло?

Вы не помните? – спросила Вайолет.

Взрыв. Много взрывов.

Это был несчастный случай. Мне прислали отчет, сказал представитель, поднимая свой красно-коричневый портфель повыше, чтобы я увидел сверкающие золотые застежки. Какая расторопность! Я бегло проглядел отчет. Детали были несущественны, но сам факт его наличия убедительно доказывал, что смазка нужных винтиков маслицем известного сорта творит чудеса не только у нас на родине. Мне повезло, что я остался жив? Вы просто счастливчик, сказал он. Вы живы, относительно здоровы, и у меня в портфеле лежит для вас чек на пять тысяч долларов. Согласно медицинским протоколам, которые я видел, вы получили отравление дымом, ушибы и царапины, парочку легких ожогов, шишку на затылке и небольшое сотрясение. Ни переломов, ни повреждений внутренних органов – ничего серьезного. Но студия хочет позаботиться о том, чтобы все ваши нужды были удовлетворены. Открыв портфель, представитель вынул оттуда какой-то документ на нескольких страницах, скрепленных степлером, и один длинный зеленоватый листочек – банковский чек. Конечно, вам придется подписать квитанцию, а также эту бумагу, освобождающую студию от всех дальнейших обязательств.

Выходит, мою жалкую жизнь оценили в пять тысяч долларов? Согласен, сумма немалая – я еще никогда не видел столько денег зараз. На это они и рассчитывали, но даже несмотря на туман в голове я понимал, что на первое предложение соглашаться нельзя. Спасибо за ваше великодушие, сказал я. Это очень благородно со стороны студии – беспокоиться обо мне, идти на такие хлопоты. Но вы, наверное, знаете, а может быть, и не знаете, что я единственный кормилец своей многочисленной родни. Пяти тысяч долларов хватило бы с лихвой, если бы речь шла только обо мне, но мы, уроженцы Азии – тут я сделал паузу и придал своему взгляду оттенок задумчивой отрешенности, дабы они успели представить себе могучий генеалогический баньян, укрывший меня внушительной сенью поколений, чьи корни прячутся в моей макушке, – мы, азиаты, не можем думать только о себе.

Да-да, разумеется, сказал представитель. Семья – это для вас всё. Как и для нас, итальянцев.

Итальянцев? Азиат должен думать о своей матери и своем отце. О своих братьях и сестрах, о дедушках и бабушках. О двоюродных и троюродных, о жителях своей деревни. Стоит кому-нибудь прослышать о моей удаче – и начнется. Маленькие знаки внимания. Просьбы: пятьдесят долларов тому, сто долларов этому. Руки потянутся ко мне со всех сторон. И отказать-то ведь невозможно! Теперь вы понимаете, в какой ситуации я очутился? Лучше бы мне вовсе не брать никаких денег. Это избавило бы меня от огромных нервных перегрузок. Или наоборот. Взять столько, чтобы хватило на скромную помощь всем родственникам и еще осталась бы кроха для меня.