Бахриман, рожденный убивать, верил, что непременно разгадает, если за милым девичьим ликом будет скрываться убийца. Его веру укрепляло еще и то обстоятельство, что он вовремя заметил изменения в Осоке и Стреле, и не дал им погубить Луну. Ему даже показалось, что кто-то весьма искусно вытянул из девушек душу, а взамен одарил гнилью, уж слишком заметны были те изменения. А уж когда подруги вместо того, чтобы пойти на стрельбище, свернули в коридор, ведущий в библиотеку, а Стрела сняла с плеча лук и потянулась за стрелой, сразу сообразил, кого они избрали мишенью. Едва успел скинуть браслет, мешающий открывать портал. И чуть не опоздал. Хорошо, что Ветер шел в ту же сторону и сообразил напором ветра стукнуть Луну в спину.
Лоза протер глаза, силой возвращая себя из ушедших событий.
Наступили сумерки.
Поминальщики разошлись, кивнув друг другу на прощанье, а Змей так и не появился.
С озера подул стылый ветер. Из-за теплой зимы водоемы так и не покрылись льдом.
Протяжно завыли утопленницы – они тоже оплакивали погибших. С тех пор как Лоза побывал у них, понял – иного им не дано. Мавки на болоте пели, заманивая путников, а длинноволосые девы плакали.
«Что в жизни у них не случилось радости, что в посмертии не избежали горести».
Лоза поднялся в полный рост. Ветер взметнул отросшие кудри-пружинки, поиграл с ними, бросил в лицо. Достав из кармана одну из шелковых лент, бахриман связал волосы, потом взмахнул рукой и шагнул в магические врата. Через мгновение он стоял на берегу озера.
Утопленницы ждали – повисли на бревне-плавуне, и появившаяся луна тускло освещала их белые тела.
– Принес ленты? – капризно спросила одна из них и, увидев утвердительный кивок, поднырнула под бревно. Выбралась на камень, наполовину утопленный в воде, отжала длинные волосы. Лоза достал из кармана связку лент, протянул девушке. Верисея – дочь старосты, погубившая семью, влюбившись в кровососа, выбрала красную. Вскоре подплыли остальные, разобрали ленты и вплели в косы.
«Хоть какая-то радость».
– Я еще принес шелка, – бахриман скинул с плеча суму, из которой выскользнули на береговую гальку куски ткани.
– Зачем они нам? – удивилась Верисея и бесстыдно огладила распухшее тело. – Нам нагими находиться привычнее.
– Красиво, – Лоза выбрал один отрез, развернул его, и тот искрами засеребрился под луной. – Будете то кутаться в шелка, то играть с ними.
Он показал, что ткань легка и струится как вода, ловко соорудил из нее цветок, потом распустил, связал в жгут и словно венец набросил на голову дочери старосты.
– Дай мне! И мне! Мне тоже, – защебетали утопленницы. Любуясь шелком, их горестные лица разгладились, глаза зажглись интересом, а на губах заиграли улыбки. И пусть их оскалы были жутки, Лоза всем сердцем желал подарить существам, даже после смерти остававшимися женщинами, толику тепла.
Разве счастливые люди будут желать несчастья другим? Завлекать в омуты новые жертвы, соблазняя их трогающим душу плачем, обещая разуверившимся в любви, что только здесь они обретут покой?
– А вот вам бусы и самоцветы разные, – из довольно увесистого мешочка в воду посыпались бусины и драгоценные камни. Утопленницы кинулись собирать их, оставив бахримана и Верисею одних.
– Ловко ты их спровадил, – усмехнулась дочь старосты. – Говори, что на этот раз тебе надобно?
– Спасибо, что выручаешь, – Лоза забрался на камень, сел рядом с дочерью старосты, погибшего от рук ее любовника-кровососа. Верисея не пережила открывшейся правды, когда поутру, одурманенная ночью любви, вернулась в дом с остывающими окровавленными телами.
***
И этой девушке бахриман доверился пять лет назад, когда решил проверить, следит ли Зло за теми, кто выжил. Ломом, принесенным из домика на болоте, прорубил широкую лунку во льду, и как только с той стороны на него взглянула любопытная утопленница, протянул ей снятое с пальца монастырское кольцо-оберег.
– Помоги, – попросил он, – спрячь!
Но та только фыркнула.
– Нам ли мужикам окаянным помогать? Вы нас до беды довели, а теперь на коленях стоите и о помощи взываете?
– Разве не видишь, что в моем лице вы отомщены? – Лоза скинул с головы капюшон.
– Кто же тебя так изуродовал, милый? – всплеснула руками та, что позже назвалась Верисеей.
Она слушала торопливый рассказ внимательно, даже всхлипнула, когда узнала, что монастыря больше нет.
– Поэтому прошу, спрячь мое кольцо на дне озера, и поплачь обо мне, как о погибшем. Пусть Зло думает, что я не выжил. А я обещаю каждый год приходить и гостинцы приносить.
Верисея немного помолчала, потом подставила ладонь, на которую легло кольцо-оберег.
– Сделаю, как просишь. Но смотри, ты слово дал.
– Договорились, – грустно улыбнулся Лоза. – Но прости, если однажды не приду. Считай тогда, что погиб.