Союз пяти королевств. Трилогия

– Ты уж живи, красавчик, – утопленница выбралась по пояс из воды, провела холодной рукой по лицу бахримана. – Уж больно гостинцев твоих хочется. Иначе скучно нам. От тоски мы плакать начинаем. А как зайдемся в хоровом плаче, девкам в деревне мерещится, что не любы они и пора бы к нам присоединиться. Так что от тебя, милый, зависит, будем ли мы, а значит, и все вокруг, счастливы.

Даже не дожидаясь, когда Верисея исчезнет под водой, Лоза открыл портал и шагнул в него. Но уходить не стал, затаился за невидимой пеленой. Вскоре к покрывшейся тонким льдом лунке подошли три пса. Покрутились, поскулили и потрусили назад в чащу.

А подо льдом утопленницы заходились в самом горестном из плачей.

***

– Ну, чего задумался? – Верисея тронула щеку Лозы ледяными пальцами. Бахриман не стал противиться неожиданной ласке. Он уже знал, что дочь старосты простым прикосновением способна развеять любые чары. Даже те, что когда-то сделали из него чудовище.

«Как же странно устроен мир! Где лежит граница между злом и добром? Горючие камни, предназначенные для блага, в один миг превратились во зло, испепелив все вокруг, а порождение зла мановением руки сняло с меня проклятие уродства, свершив тем добро».

– Ты уже давно в озере обитаешь, может слышала, есть ли в ваших краях рожденный от брата с сестрой?

– А зачем тебе? – Верисея кокетливо перекинула косу с красной лентой за плечо.

– Очень нужно. Хотел бы я открыться, но не могу. Это не моя тайна.

– Эх, ты, красавчик. Рожденный от брата с сестрой с тобой рядом чуть ли не год находился, а ты даже не догадывался.

– Да кто же о стыдном рассказывать станет? – возмутился Лоза, а у самого сердце оборвалось. Кто в монастыре был рядом – погиб. Разве что…

Утопленница потянулась всем телом и соскользнула в стылую воду.

– Пора мне…

– А все-таки?

Верисея протяжно зевнула. Не в правилах утопленниц подслушанные тайны раскрывать. Тем более мужчине.

– Я любое твое желание исполню. Хочешь, на следующий год зеркальце принесу? И костяной гребень?

– Зеркальце, говоришь? А хочу!

– Ну!

Верисея, прежде чем назвать имя, с сомнением протянула:

– Правда, не ведаю теперь, жива ли…

– Откуда знаешь, что это она? – бахриман спрыгнул с камня и подошел к самой кромке воды. Он не верил в свою удачу.

– Сидела как-то у озера, жаловалась на судьбу, а мы слушали.

– Топиться пришла?

– Нет, – Верисея печально усмехнулась. – Силу свою испытывала, собиралась навечно упокоить хотя бы одну из нас. Думала, благо тем принесет. На берег слезливыми речами выманивала. Сама-то в воду боялась зайти.

– И что, упокоила?

– Нет. Пожалела. Мы ей своих историй полный подол насыпали. Поплакали вместе.

– Слушай, а может ты знаешь, кто в монастыре Злом был? – Лоза, не боясь намочить штаны, встал на колени. Пусть только шепнет имя, он услышит.

Утопленница вдруг вынырнула, обхватила лицо бахримана ладонями, заглянула в яркие глаза. Он весь обратился в слух, а она… крепко поцеловала. Пока Лоза отмирал, покачала головой и, перед тем как уйти в глубину, выкрикнула:

– Нет, не знаю! Зло – оно ведь многолико!

***

В доме у реки было тепло. Не то что в том, продуваемом всеми ветрами, стоящем на сваях в болотной жиже, который они давно покинули. Прежде чем поселиться в лесной сторожке, беглецы перебрали не одно жилище, но всякий раз приходилось уходить из-за оживающей вдруг нечисти. Какой-то злой рок преследовал их: то вскрывалось старое кладбище, то начинал наползать ядовитый туман, оставляющий после себя трупы животных, то вдруг заводилось привидение и пугало воем.

То ли река, делающая петлю вокруг дома, ограждала их от напастей, то ли на этом берегу никто не умирал, чтобы однажды поскрестись в дверь, но здесь жилось спокойно.

Бахриман, открыв дверь, вдохнул привычные запахи: еловых шишек, сушащихся на подоконниках, яблок, сложенных в берестяной короб, недавно приготовленной еды.

Трещали в печи дрова, на приступке дремала рыжая кошка. Ее Лоза подобрал, когда в очередной раз вернулся к развалинам монастыря. Вернулся, чтобы кинуть в горящую бездну кольца-обереги Луны и Ветра.

***

Луна тогда обрадовалась, прижала пахнущую дымом кошку к груди.

Их первое жилище – холодный дом на болоте, скрипучие полы, перекошенные окна, которые Лоза законопатил наспех. Небольшой очаг почти не грел. Чадил.

– Я ее с собой в монастырь привезла.

Лоза запустил пальцы в густой мех. Кошка заурчала.

– Как же тебя зовут? – спросил он, глядя, как у Луны от нахлынувших воспоминаний наворачиваются слезы. В последние дни она часто плакала.

– Кисятушка.

– Я не о кошке. Я хочу знать, как тебя зовут. Мы уже не в монастыре.

Луна замялась.

– Тилля.

– Тилля? – он едва сдержал улыбку. – А я Саардис.

– Здравствуй, Саардис.

– А как ты думаешь, звали его? – бахриман кивнул в сторону лежащего на отцовской кровати Ветра. Глаза мужчины были закрыты. Казалось, что он спит.

Луна лишь покачала головой. Нет, она не знала. Села на край постели, положила кошку рядом.

– Тилля, его надо похоронить.

– Нет. Он не умер.

– Но у него не бьется сердце.

– Это ничего не значит.

– Тилля…