Читаем Сокамерник полностью

— Откуда вы знаете? Мы ведь никому про нейрочип не говорили! Даже своим родственникам!.. Боялись, что люди, когда узнают, будут сторониться Витюшу… за робота примут… а он и так у нас нелюдимый…Он что — сам вам сказал?..

— Я видел шрам у него на баш… на голове, — пояснил я. — К тому же, ваш сын активно пользуется этим чипом. Потому что пребывает в постоянной отключке…

Мамаша Виктора опять заплакала, на этот раз беззвучно — видимо, рыдания душили ее, не давая говорить.

— Поверьте, он сам сделал это, и даже с нами не посоветовался!.. Сразу после того, как окончил школу… Он тогда куда-то пропал на несколько дней, и мы уже не знали, что и думать. А потом он заявился… с забинтованной головой. Поначалу пытался нас обманывать: мол, какие-то хулиганы ему голову проломили, вот и лежал в реанимации… А когда я сама шрам его увидела — всё сразу поняла. Эти чипы — они же математикам особенно нужны, для всяких вычислений в уме… Господи, если б я знала, что этот чип такое влияние на моего мальчика окажет!..

Она заревела с удвоенной силой, прижав к лицу носовой платок.

— А где он взял деньги? Ведь, насколько я знаю, такие штуковины могут позволить себе только очень крутые люди…

— Понимаете, Эдуард, в то время чипы еще только проходили экспериментальные испытания. И их вживляли всем желающим за бесплатно, достаточно было дать согласие на периодические обследования…

Я покосился на таймер, отсчитывающий время свидания. До конца еще было достаточно времени, чтобы провернуть то, что я задумал.

Глубоко вздохнув, как перед прыжком в воду, я сказал:

— Ответьте мне еще на один вопрос, Виктория Павловна. Как вы думаете: ваш сын совершил преступления, за которые его отправили в КоТ?

— Нет! — не задумавшись ни на миг, вскричала женщина. — Я верила и верю, что он не мог этого сделать! Понимаете? Не мог!.. Соседи были нам все равно что родные! Когда Витя был маленьким, я оставляла его у них, когда мне нужно было куда-то отлучиться. Они относились к нему, как к родному, и он никогда не поднял бы на них руку! Понимаете?

— Понимаю, — согласился я. — И не просто понимаю. Я это знаю.

— Знаете?! Но как?..

Я не дал ей договорить.

— Он сам мне в этом признался. Он никого не убивал, Виктория Павловна. И надеюсь, он вам сам об этом скажет.

Я отодвинулся от экрана так, чтобы моя собеседница увидела Виктора, распластавшегося у противоположной стены камеры.

Честно говоря, каждую секунду этого разговора я надеялся, что Кулицкий вот-вот оттолкнет меня от экрана, чтобы поговорить с матерью. Ведь это было бы их первое свидание после суда. Но он этого почему-то не сделал, и мне пришлось форсировать события.

Из динамика раздался истошный крик:

— Витенька! Витюша! Сыночек мой ненаглядный!.. Я так рада тебя видеть! Как же так, Витя, почему ты молчал все это время?!.. Почему не хочешь поговорить со мной?!..

Однако мой сокамерник молчал, и я с ужасом увидел, что глаза его закрыты, будто его вообще не волнует ни экран, ни мать, бьющаяся в исступлении, грозящем сердечным приступом.

В своей преступной жизни я видел много разных негодяев и подлецов. Но таких хладнокровных подонков, как мой сокамерник, я встретил впервые. Этот тип знал, что я разговариваю с его матерью — но это не помешало ему «отключиться»!

В этот момент я понял, что не обязательно совершить убийство, чтобы стать сволочью.

В голове моей помутилось, и, не помня себя, я кинулся к парню, вцепился в него и стал трясти, как дерево, пытаясь вырвать его из виртуального мира, в который он ушел.

— Очнись, гад! — орал я. — Приди же в себя! Отключи эту чертову штуку в своей башке и поговори с матерью!..

Наконец Виктор открыл глаза и непонимающе уставился на меня.

— Что случилось? — спокойно спросил он. — Зачем вы меня трясете?

Я задохнулся от злости.

Но в этот момент до меня дошло, что голос матери Кулицкого внезапно оборвался.

Я оглянулся и увидел, что экран отключился.

В ту же секунду люк распахнулся, и влетевшие надзиратели оторвали меня от Виктора, заломили мне руки и поволокли куда-то.


* * *

Я думал, что они собираются швырнуть меня в карцер, но они всего-навсего доставили меня к Кэпу.

На этот раз Кэп уже не сидел. Цокал магнитными подошвами, расхаживая туда-сюда по кабинету.

И к словесным играм у него охота пропала.

Едва я вошел, как он тут же набросился на меня:

— Что за херня, зек?

Я уже был готов к чему-то вроде этого, поэтому не моргнув глазом поддакнул:

— И сам не пойму, Кэп, в чем дело. До конца сеанса еще было минут десять, не меньше, вдруг — бац, и все вырубилось!..

— А, ты вот о чем, — нехотя сказал Кэп. — Связь отключилась по техническим причинам. Полагаю, какие-то неполадки с аппаратурой возникли…

Ну-ну, мысленно усмехнулся я. Брось, начальник, заливать про неполадки. Признайся лучше, что тебе не понравился мой разговор с матерью Кулицкого, вот ты и дал команду отключить экран.

— Я-то другое имел в виду, — продолжал Кэп. — Опять ты свои руки распускаешь?! Кто еще совсем недавно клялся тут, что рукоприкладство больше не повторится?

Перейти на страницу:

Все книги серии Рассказы

Похожие книги

Писательница
Писательница

Сергей Федорович Буданцев (1896—1940) — известный русский советский писатель, творчество которого высоко оценивал М. Горький. Участник революционных событий и гражданской войны, Буданцев стал известен благодаря роману «Мятеж» (позднее названному «Командарм»), посвященному эсеровскому мятежу в Астрахани. Вслед за этим выходит роман «Саранча» — о выборе пути агрономом-энтомологом, поставленным перед необходимостью определить: с кем ты? Со стяжателями, грабящими народное добро, а значит — с врагами Советской власти, или с большевиком Эффендиевым, разоблачившим шайку скрытых врагов, свивших гнездо на пограничном хлопкоочистительном пункте.Произведения Буданцева написаны в реалистической манере, автор ярко живописует детали быта, крупным планом изображая события революции и гражданской войны, социалистического строительства.

Алексей Владимирович Калинин , Влас Михайлович Дорошевич , Патриция Хайсмит , Сергей Федорович Буданцев , Сергей Фёдорович Буданцев

Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Романы
Эссеистика
Эссеистика

Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература / Культурология / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное