Читаем Сокамерник полностью

— А при том, — вдруг заорал он так, что я вздрогнул, — что не далее, как полгода назад прислали сюда очередную партию осужденных подонков, из которых один, несмотря на все наши усилия, до сих пор не хочет работать!.. Ни в какую, хоть ты тресни!.. И ладно бы — какой-нибудь матерый урка, всю свою жизнь проведший за «колючкой»! Щенок, сопляк, мальчишка с первой ходкой!.. Если бы мы были не тут, где на каждом шагу скрытые микрофоны и камеры понатыканы всякими государственными защитниками прав человека, мать их растак, а на Земле, я бы нашел управу на этого стервеца! Он бы тысячу раз пожалел, что на свет родился! А тут я могу только сопеть в тряпочку и шевелить пальцами в ботинках, потому что какой-то идиот в Международном Совете по надзору за исполнением наказаний придумал, что приговоренные к пожизненному заключению имеют полное право отказываться от работы!..

Мысленно я злорадно ухмыльнулся. Так тебе и надо, самодовольный болван. Ты решил, что будешь здесь царь и бог, а новичок посмел насрать на твои начальственные принципы. Только, конечно, глупо это со стороны бунтовщика. Наверняка он — либо безнадежный идеалист, либо больной, раз не понимает, что своим неподчинением начальнику тюрьмы он делает хуже только себе. Ведь в правилах КоТа сказано, что приговоренные к «пожизненке» — а других сюда не присылают — могут быть освобождены через двадцать лет лишь при условии участия в производственной деятельности космической колонии, и срок этот отсчитывается с того дня, когда зек впервые вышел на работу, а на время последующих прогулов прерывается. А если учесть губительное воздействие невесомости, солнечной радиации и прочих прелестей космоса, то каждый нерабочий день приближает погибель «отказника». В первые годы существования КоТа этого не понимали слишком многие. Так и сдохли тут, в своих «одиночках». Потом число потенциальных самоубийц резко сократилось. И я искренне полагал до сегодняшнего дня, что «отказников» в КоТе больше не осталось. А тут — н? тебе!..

— А «душняк» ему не пробовали устроить? — спросил я. — Например, карцер и всё такое…

Кэп махнул рукой так резко, что магниты едва удержали его в стоячем положении.

— Да пробовали! — раздраженно сказал он. — Вместо нормальной еды ему всякую пакость подсовывали, чтобы дошло: кто не работает — тот не ест. И беседовал я с ним уже столько раз, что мозоль себе на языке набил. А всё без толку!..

Он вдруг успокоился так же внезапно, как и впал в эмоциональный срыв. Прошагал вальяжно к столу, уселся на свое место и опять начал прикидываться интеллигентом.

— Значит, так, Эдуард Валерьевич, — проговорил он, склонив голову к плечу. — Дело, которое я вам только что изложил, должно остаться между нами. Ваша задача: убедить молодого человека в том, что только труд делает человека свободным. Между прочим, об этом еще Чарльз Дарвин писал… Задание будет считаться выполненным вами тогда, когда упомянутый молодой человек выйдет на работу. Какими способами и методами вы будете добиваться достижения этой цели — дело ваше. Хотел бы лишь предупредить вас, что с учетом специфики КоТа, а именно ввиду постоянного мониторинга камер неработающих осужденных, я не могу вам позволить применять в отношении отказника грубую физическую силу. А если вы все-таки не удержитесь от рукоприкладства, я вынужден буду применить к вам штрафные санкции на общих основаниях. Вам всё понятно, Эдуард Валерьевич?

Ни фига себе! Вот это «дембельская работа»! Тоже мне, нашли из кого делать воспитателя! Да еще и пальцем не тронь этого придурка!

— Вы что — хотите меня подсадить к этому психу? — обалдело поинтересовался я, хотя это и так было понятно.

— Вы удивительно проницательны, Эдуард Валерьевич, — насмешливо скривился Кэп. — Вижу, что я не ошибся, и мой выбор пал на мудрого и опытного человека.

— Да послушайте, Кэп! — заорал я, уже не думая о подыгрывании своему собеседнику. — Почему именно я должен уговаривать вашего отказника брушить[1]?! У вас же в штате есть специальные сотрудники… педагоги, психологи, черт знает кто еще!.. Они за это деньги получают, а я с какой стати должен ссучиваться?! И не умею я всяких бажбанов[2] уговаривать, образование не то получил, понимаете? Вот если бы этот тип мне на Земле попался, да где-нибудь в темном переулке, я бы его на что хотите уговорил! Он бы тогда у меня родную бабушку зажарил и съел!..

— Отвечаю на интересующий вас вопрос, — перебил меня невозмутимо Кэп, откидываясь на спинку кресла и складывая руки на груди. По-моему, он начинал наслаждаться ситуацией. — Из личного дела заключенного Кулицкого Виктора Семеновича известно, что он приговорен к пожизненному заключению за совершение особо тяжкого преступления в виде убийства соседей в количестве четырех человек при вооруженном ограблении их квартиры. Простите, вам эти деяния ничего не напоминают? Нет ли в вашей преступной биографии похожих эпизодов? А раз так, то не будет ли вам легче работать, так сказать, с коллегой по ремеслу?

Перейти на страницу:

Все книги серии Рассказы

Похожие книги

Писательница
Писательница

Сергей Федорович Буданцев (1896—1940) — известный русский советский писатель, творчество которого высоко оценивал М. Горький. Участник революционных событий и гражданской войны, Буданцев стал известен благодаря роману «Мятеж» (позднее названному «Командарм»), посвященному эсеровскому мятежу в Астрахани. Вслед за этим выходит роман «Саранча» — о выборе пути агрономом-энтомологом, поставленным перед необходимостью определить: с кем ты? Со стяжателями, грабящими народное добро, а значит — с врагами Советской власти, или с большевиком Эффендиевым, разоблачившим шайку скрытых врагов, свивших гнездо на пограничном хлопкоочистительном пункте.Произведения Буданцева написаны в реалистической манере, автор ярко живописует детали быта, крупным планом изображая события революции и гражданской войны, социалистического строительства.

Алексей Владимирович Калинин , Влас Михайлович Дорошевич , Патриция Хайсмит , Сергей Федорович Буданцев , Сергей Фёдорович Буданцев

Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Романы
Эссеистика
Эссеистика

Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература / Культурология / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное