Сокол Спарты

Проталкиваясь через людское скопище, она внутренне содрогалась от мысли, что сейчас на них обрушится вражье войско. Но вместо этого глаза увидели троих всадников, которые, умерив ход коней, приближались сейчас к строю греческих гоплитов, каменно вставшему на их пути. Слышать разговор не позволяло расстояние, но она увидела, как всадники раскрыли ладони наружу, как бы показывая, что при них нет оружия. Это что, мир? После всех ужасов там, на прежней стоянке, сердце отказывалось в это верить. Персы бывают добры лишь к тем, кто им люб. А с теми, кого они считают рабами или недругами, они, наоборот, невероятно жестоки. Все иноземцы не попадают ни в одну из их каст, а потому даже распоследний нищий Персеполя мог считать себя ее хозяином, да еще и возвышаться над любым греком. Неизвестно, понимал ли Клеарх, как устроена их сущность. На кого-то ее прежнее положение по-прежнему воздействовало, и они расступались, давая ей пройти вперед. Клеарх непринужденно вышел на площадку, скалясь улыбкой, как будто эти всадники не были смертельными врагами, еще не успевшими стряхнуть с себя пыль недавней битвы. При виде этого сердце Паллакис застывало в груди. Как, ну как могло оказаться, что ее царевич мертв? Почему он не восседает на отвоеванном троне во всей своей молодости и великолепии, обновляя по своим замыслам Персию? Сколько раз он возжигал ее своими мечтами, и вот все в одночасье оборвалось, а она осталась в одиночестве. Нос и горло Паллакис переполнялись слезами. И ей было все равно, что на нее смотрят и перешептываются.

* * *

Клеарх снизу вверх смотрел на Тиссаферна, который, подбоченясь, сидел на статном белом жеребце и ухмылялся, будто еще вчера они не пытались прикончить друг друга.

– Ты не поверишь, спартанец, но я даже рад видеть, что ты уцелел, – сказал он. – На тебе уже зажили рубцы от той порки? Я полагаю, что да.

– В чем причина твоего желания вывести меня из себя, Тиссаферн? – вопросом ответил Клеарх. – Я ведь могу захотеть убить тебя, воплотив чаяние по меньшей мере нескольких наших общих знакомых. Ты же не глупец. Или ты хочешь, чтобы я ударил тебя?

Тиссаферн перестал его задирать и лишь кривился улыбкой, довольный тем, что сидит так высоко над греками.

– Ты разговариваешь на языке царей, спартанец, но с варварским выговором. Известно ли тебе это? Как козопас или слуга. Видно, они тебя и обучали. А разговариваешь ты не с Тиссаферном, а с почетным старейшиной

Тиссаферном. Царь Царей Артаксеркс, да будет над ним милость неба, вознаградил меня за то, что я раскрыл ему ваш злодейский замысел. Ты это, наверное, еще не понял? Я и есть тот, кто убедил Царя Царей собрать и поднять войско, чтобы в поле встретить изменников с запада. И это мое предостережение спасло трон его справедливого владельца, будь он стократ благословен. Возможно, он теперь пожалует мне дворец, после того как все благополучно завершилось в его пользу.

Клеарх потер подбородок, чувствуя ладонью колкость щетины. Придется, однако, отращивать бороду. Ближайшее время очереди к брадобреям здесь вряд ли предвидятся.

– Тиссаферн, – начал он. – Ты прибыл сюда взывать к перемирию. Но все, я вижу, хочешь разбудить во мне гнев. Если речь идет об интригах, то плетешь их ты. Лучше просто скажи то, что тебе было велено сказать. А решения о войне и мире оставь тем, кому по рангу их принимать. И кто в них смыслит.

Тиссаферн гневливо зарумянился и заерзал на замшевом чепраке.

– Хорошо же, спартанец. Лучше покончить со всем этим прямо сегодня. Я мог бы привести сюда сотню тысяч воинов, чтобы окружить вас и тучами послать стрелы в ваши глотки…

– Наверное, тебя прислали передать какое-то сообщение от царя? – перебил Клеарх, притомившись этим злопыхательством. Он бы испытал немалое удовольствие, если б толстяк подавился собственным языком или его хватил удар. Но если он готовится что-то произнести с такой неохотой, то значит, это действительно стоит выслушать.

С минуту Тиссаферн сидел в молчании, глядя перед собой с желчной неприязнью, и наконец заговорил с таким видом, будто сходящие с его губ слова имели неприятный привкус:

– Царь Артаксеркс не держит обиды на тех, кому платил его брат. Он понимает, что вина лежит на изменнике, злокозненном царевиче Кире. От греков же царь своими очами видел на поле проявление безупречного геройства. И он призывает греческих военачальников совместно обсудить, как лучше препроводить их домой без дальнейшей борьбы и кровопролития.

– Ну вот, – тихо произнес Клеарх. Мысли кружились. – Это уже ближе. Где у царя ставка, старейшина Тиссаферн?

Использование титула не укрылось от ревнивых ушей старика, однако это его не проняло.

– Войско здесь всюду вокруг, спартанец. Но где стоит мой царь, я тебе не скажу, во всяком случае, пока. Дай мне твой ответ, и я передам его ему. А вечером я возвращусь, чтобы тебя к нему препроводить.

– Я это принимаю, – с кивком произнес Клеарх.

– Приглашение относится ко всем греческим начальникам, – добавил Тиссаферн, через плечо Клеарха оглядывая ряды воинов и напряженно застывшую толпу.