Сокол Спарты

– Сколько еще, по-твоему, осталось? – спросил Проксен на греческом. – У меня уже ноги затекают.

– Откуда ж мне знать? – отозвался Клеарх. – Если затекают, то лучше всего лечиться бегом.

– А куда нам бежать? К тому же не забывайте, что я ранен, – вставил слово Софенет, указывая на свою перевязанную руку.

– Как про это забыть, если ты только об этом и талдычишь? – мрачно усмехнулся Менон, ожигая его взглядом.

– Как ни посмотри, а это всего лишь рана. От моей жены мне доставалось и похлеще, – добавил Проксен.

Неожиданно Софенет протолкнулся вперед, отчего его раненая рука нелепо дрыгнулась.

Тиссаферн в недоумении взирал, как дюжина греческих начальников припустила бегом, пихаясь локтями, как мальчишки на состязаниях. Какое-то время они неслись вперед, после чего сошли до темпа обычной пробежки. Слышались смех и шутливая перебранка.

Перс закатил глаза и, чтобы не отставать, направил коня рысью. Впереди, на отдалении, в ущелье между холмами, показались огни царского лагеря, о чем греки тотчас известили друг друга. В дальнейшем сопровождении они не нуждались. Между тем темп бега нарастал, и персы остались позади.

На себе Тиссаферн ощутил взгляды своих спутников – двоих насупленных молодых людей, прежде не имевших опыта общения с эллинами. Они взглянули на старейшину за каким-нибудь объяснением, но тот лишь сердито пожал плечами.

– Они безумцы, – буркнул он под их взглядами. – Кому по силам понимать таких людей?

Трое персов нагнали и опередили греков прежде, чем те добежали до расположения лагеря. Тиссаферн с раздражением ощущал, как от вечерней теплыни его бросает в пот. Греческие начальники скалились, глядя на персидских слуг, берущих под уздцы коней. Быть может, перед появлением к царской особе следовало переодеться, хотя приказ был возвращаться без промедления. Кто знает: может, Артаксеркс так рано его не ждет.

– Следовать за мной, – обратился он на придворном персидском, сопроводя свои слова жестом. Он знал, что кое-кто из них изъясняется на этом языке, но ему нравилось демонстрировать свое превосходство, понукая их, как детей или недоумков.

Греки сейчас держались плотной группой, а их шутливость угасла при виде строя смотрящих на них персидских солдат. По обе стороны прохода к лагерю персидские ряды застыли навытяжку; получалась целая улица из царского войска. К смятению Тиссаферна, Клеарх взял вбок и приблизился к здоровенному воину, стеклянно уставившемуся в пустоту. Вельможа в замешательстве смотрел, как грек одернул на нем тунику и сказал на ухо несколько слов, от которых рот у перса перекосился в улыбке, скрывшейся в смоляной бороде.

Такое действие позабавило остальных, и они принялись сбивчиво окликать грека на своем языке. Шествие вдоль прохода превратилось в подобие смотра, где царские воины собрались для одобрения эллинов. Тиссаферн поджал губы. Для него это были варвары и гости царя на этот вечер. Ему оставалось лишь натянуто улыбаться и взмахами пытаться руководить продвижением.

– А этот толстяк, по-твоему, разумеет на греческом? – полюбопытствовал Менон.

– Не он, так кто-нибудь все равно знает, – ответил Клеарх. – Так что не говори ничего, чего не хотел бы, чтобы они подслушали.

– Ты мудр, спартанец. Во многом ты напоминаешь мою мать.

– Мне кажется, я ее однажды встречал… – начал было Клеарх, но тут его прервал тягучий призыв труб впереди. Там занавесом раздернулся полог огромного шатра, и в окружающую темень хлынул свет.

* * *

Грекам, вошедшим в царский шатер, воздвигнутый в пустыне всего за один неполный день, трудно было воздержаться от изумления. Пол здесь был не из песка или утоптанной земли с наспех брошенным ковром, а напоминал полированный камень. Купол состоял из нескольких сводов, а воздух был маслянист от благовоний и ароматных воскурений. В такт игре каких-то струнных инструментов томно двигались полуобнаженные танцовщицы и мальчики с румянами и красочными узорами на коже. Вдоль стен тянулась цепь из сотен персидских солдат, напоминающих черных и белых жуков с лицами, рдеющими от жары и от возжигающих кровь снадобий. Сам воздух густел от смеси тепла пустыни и аромата втертых в кожу масел.