Сокровище пути (СИ)

– Душа же хасэга смешивается с сотнями сотен других душ, которые сплетены над степью в кроне Великого Дерева. Они переплетаются в ней, как ветви его кроны, как корни трав в земле, слипаются, как комья глины после дождя. Но души не находятся там вечно. Они как зрелые плоды падают с его ветвей. Каждый камень пути вмещает одну душу, и, когда настаёт пора родится хасэгу, с одного из этих камней в его будущее тело уходит душа, как уходит весной сок в ветви деревьев. Душа эта никогда не бывает той же, какой поднялась в небо над степью, потому что в ней и части душ, с которыми она была переплетена, а части её – в этих других душах. И хасэг связан с камнями пути, как лист связан с веткой, как ветка – со стволом, как ствол – с корнями и кроной, а те – с с землёй. Только связь эта незрима и порвать её нельзя. У этих камней мы просим Великое Дерево Эн-Лаг, чтобы души наших родных обрели тело, которое будет здоровым и позволит им прожить долгую жизнь, прежде чем снова вернуться в небо над степью и начать всё сначала. Мы движемся по кругу, как колесо повозки. Ты тоже можешь попросить степь о чём-нибудь. Привяжи свою ленту, чтобы маленькая часть твоей души осталась тут, и, если в конце своего пути ты не найдёшь покоя, ты сможешь вернуться в покой степи и стать частью этого движения.

Аяна расплела косу, спешилась и шла к камням, неся ленту в ладони. Ветер растрепал волосы, кидая их ей в лицо. Она долго стояла у камней, вспоминая маленького Барра, вспоминая Витара и всех неизвестных ей погибших моряков с «Фидиндо». Она просила степь об их душах, а потом завязала свою длинную расшитую ленту вокруг вершины одной из каменных пирамидок и на миг загадала, чтобы и в этой жизни, и во всех следующих, если они предстоят ей, найдя Конду, она больше не теряла его. Ветер тут же подхватил концы ленты, и они заполоскались к северу. Часть души Аяны уже давно была в этой степи, она уже летела с этим ветром где-то далеко, далеко в выцветшем небе, над иссушенной травой, смешиваясь с ароматами трав, сплетаясь со звоном кузнечиков и криками степных пичужек, поднимаясь ввысь и опускаясь в мягкие, суховатые объятия бескрайнего травяного моря.

Она возвращалась к Таште, а навстречу ей прошёл Верделл с зажатым в кулаке шнурком, и они на миг встретились глазами, но ничего не сказали друг другу.

21. Шестнадцать

В следующие дни к ним присоединились ещё несколько хасэнов. Кадэр ходила счастливая, потому что ей удалось поговорить наедине с Жадэтом, пока Аяна отвлекала всех рассказом о долине. К звукам степи прибавилось блеяние овец и ржание десятков лошадей. Табунщики старались держать жеребцов дальше друг от друга, но стычки случались.

Праздник рождения Верделла отмечали уже восемь хасэнов.

– Ещё ни разу у меня на дне рождения не было так много народу, – восхищался он. – Кирья, это прямо торжество!

В его честь пели песни, и он чувствовал себя очень важным. Он тоже встал и спел песню, но от волнения его голос пару раз дал петуха, и все смеялись, и он тоже смеялся со всеми.

Они шли дальше, и, чем ближе подходили к озеру, тем больше народа собиралось. Люди радостно встречали друг друга, делились новостями, женщины показывали друг другу младенцев и подросших детей, мужчины хвалились лошадьми и выталкивали вперёд возмужавших сыновей, представляя их как завидных женихов. Девушки шептались и хихикали, глядя на парней, а некоторые просто грустно сидели на движущихся повозках и ждали новостей о том, кто им достанется в мужья.

На привалах теперь хасэны смешивались, и взгляд Аяны терялся в пестроте расшитых халатов, в мелькании двурогих головных уборов. Женщины стал потихоньку наряжаться, доставая из сундуков медные украшения на виски и шею, железные и бронзовые серьги, кольца, браслеты. С каждым днём, приближаясь к озеру Тэвран, толпа становилась всё более шумной и пёстрой.

На пути стали попадаться деревья, потом рощицы. Аяна с такой радостью глядела на деревья, будто не видела их по меньшей мере год.

– Верделл, представляешь, мы уже почти пять месяцев в пути, – сказала Аяна. – Страшно представить.

– Да. Это точно. Я стараюсь не думать об этом. Просто еду и еду, и каждый шаг делает меня ближе к дому и маме.

– Ты так и не рассказал мне, чем теперь занимается твоя мама.

– Мне тяжело вспоминать. Стараюсь пока не думать о доме... Когда меня забрали в большой дом, отец стал выплачивать ей небольшое содержание каждый месяц. Ну и я отправлял ей деньги со своего жалованья. Она живёт теперь в Ордалле на эти деньги, и ещё работает в небольшой хлебной лавке на соседней улице. Там сзади пекарня, и работают ещё два парня. Все соседи здороваются с ней и делятся свежими новостями. Они так и говорят: «самые свежие булочки и сплетни всегда в хлебной лавке у Иллиры». Хотя владельца зовут Озеф. Но он уже не молод, и мама ведёт почти все дела, за исключением налогов.

– Я думала, у вас женщины вообще не могут вести никаких дел.