Сокровище пути

– Ташта, – ответила Аяна, глядя, как Вадо подписывает имя на столбике в деннике, подсвечивая себе фонарём. Да, этот человек любил лошадок. Столбик был сверху донизу исписан именами, и его явно не раз скоблили ножом.

Она понимающе хмыкнула.

– До свидания, господин Вадо!

Теперь оставалось спрятать деньги. За забором как раз росло подходящее дерево, приметное, с резными листьями. Она достала нож, подняла слой травы и быстро выкопала в мягкой земле ямку прямо среди сплетающихся корней. Положила в неё кошель и зарыла, пристроила обратной слой дёрна и притоптала почву.

Всё! Она вытерла нож об подошву башмака и сунула его в ножны, под сорочку и рубашку. Пора возвращаться.

Аяна прошла обратно мимо двора Вадо, потом вышла на одну из улиц, которые располагались вдоль реки, и попыталась разглядеть море.Ладно. Она увидит море и даже поплывёт по нему. Она последний раз взглянула в сторону порта, развернулась со вздохом и направилась к южному «Дому радости».

Переливчатый свист раздался где-то совсем рядом с ней, одновременно возле неё метнулась какая-то тёмная фигура, что-то светлое сбоку стремительно пролетело к её шее.

Две луны погасли над ней.

50. Дом Белых Цветов

Тихая музыка качала её, на волнах поднимая из какой-то тёмной, тяжёлой, бездонной глубины. Сначала мелодия звучала будто над толщей воды, но становилась всё более близкой, отчётливой и различимой. Аяна открыла глаза, подняла ладони к лицу и уставилась на них. Потом она перевела взгляд на потолок. Откуда тут потолок? Она шла по улице, и над ней были луны и звёзды.

Потолок был белым. Музыка играла откуда-то сбоку.

Кимат!

Она рванулась с кровати, вскочила на ноги и чуть не упала. Голова кружилась. Она подняла руки к вискам и почувствовала боль справа. Грудь налилась и была горячей. Сколько она лежит тут... И как она вообще тут оказалась?

Она растерянно озиралась, хлопая глазами. Комната была очень просторной и светлой. Светлые белёные стены, плетёная тростниковая мебель, резное дерево, стекло, густой ковёр на полу. Двери слева и справа, а спереди – ставни и выход на открытый балкон.

Шаг, шаг... Она пошатнулась, остановилась и похлопала себя по щекам. Это отдавалось болью в голове. Она растёрла уши и ладони и выпрямилась.

Дверь на балкон открылась бесшумно, выпуская её на чистые тёплые доски пола. Аяна посмотрела вниз, на свои босые ноги, потом обернулась. Её башмаки стояли рядом с кроватью.

Она зажала рукой ноющую правую грудь и вытянула шею вперёд, рассматривая вид, который открывался отсюда. Перед ней внизу была большая и очень зелёная лужайка. Комната, по всей видимости, располагалась на втором этаже, и Аяне хорошо было видно неглубокий пруд посреди этой зелёной лужайки, в котором плавали рыбы. Слева и справа возвышались двухэтажные строения, соединённые галереями, и сразу за лужайкой краснели стены небольшого домика, тоже стоединённо галереей с соседним зданием. Откуда-то слышалась негромкая музыка.

Незнакомое место. Где это она? Дом, с балкона которого она смотрела вниз, явно располагался где-то на склоне, потому что остальные строения постепенно спускались ниже и ниже. Она оглядывала склон и строения, пытаясь определить, где она находится, и зацепилась взглядом за что-то знакомое. Голова трещала, она прищурилась, но почти сразу распахнула глаза. Это была сторожевая вышка дворца.

И она была ниже по склону.

Аяна попятилась. Да нет, нет. Наверное, она вчера, возвращаясь, упала и ударилась головой, потому та и болит. Её подобрали добрые люди и принесли в какой-то хороший дом, и сейчас она выйдет и скажет, что пришла в себя, её напоят ачте, и она пойдёт обратно, к Кимату. Она давно про себя ругала этот клятый обычай поливать мостовые водой, отчего они становились скользкими, а ещё с пяток башмаков на штаны и подол вечно летели мелкие серые капли грязи.

Аяна вернулась в комнату, потирая правую грудь. Это плохо, плохо. Надо скорее домой, а то она заболеет. Если долго не кормить ребёнка, может начаться жар, и грудь разболится очень сильно. И потом она несколько дней будет стонать от боли, когда будет кормить Кимата.

Она решительно натянула башмаки и направилась к двери. Та не открывалась, как Аяна ни толкала её.

Вторая дверь подалась, и Аяна заглянула в небольшое помещение с лоханью и ночным горшком с крышкой. Купальня. Она вернулась к первой двери. Может, она что-то делает не так? Она пихала её, толкала, била, пыталась сдвинуть плечом, хватаясь за больную грудь, и снова потерпела неудачу.

– Эй, кто-нибудь! – заорала она, выбежав на балкон. – Э-эй!

Сзади послышался шорох. Она бросилась обратно в комнату. Там стояла миловидная невысокая девушка и улыбалась ей.

– Чего изволит желать госпожа?

Аяна выдохнула. Наконец-то! Хоть кто-то.

– Спасибо вам за помощь. Мне уже лучше. Я пойду домой.

Она улыбнулась девушке и направилась к двери, у которой та стояла.

Дверь не открывалась.

– Чего изволит желать госпожа? – за её спиной повторила девушка голоском, похожим на звон серебряных колокольчиков на ветру.

У Аяны вспотели ладони. Что-то явно шло не так.

– Я желаю знать, где я нахожусь.