– Госпожа, я побуду с ним, – вдруг сказала Сэв, и это прозвучало не как колокольчик, а как обычный человеческий голос. – Моей дочери три года, я скучаю по ней. Позволь помочь тебе.
Аяна колебалась. Ей не хотелось оставлять Кимата, но и носить его в жару поверх стольких слоёв ткани ей не хотелось.
– Поклянись, что не подпустишь к нему никого, особенно ту вашу безумную лекарку.
Аяна окончательно сочла лекарку безумной, когда та заявила, что Кимату ещё рано ходить, и настоятельно предложила Аяне привязывать его в колыбели.
– Клянусь равновесием моей души, – сказала Сэв, – что юный господин будет только со мной.
Аяна вздохнула. Сэв глядела на неё прямо, и не было похоже, что она замышляет что-то.
– Ладно, – решилась она.
Аяна, покачиваясь, ехала в паланкине к садам. Ей хотелось наконец взглянуть на придворных дам, которых она никогда не видела. Она вообще тут мало кого видела. Её соседки, которые служили во дворце, уходили очень рано утром, а возвращались слишком поздно, чтобы у неё была возможность поговорить и познакомиться с ними. Служанки, которые дежурили возле дверей покоев, почти не разговаривали иначе как изображая колокольчики, и не рассказывали почти ничего о себе. Тем более ценным для неё было упоминание о дочери Сэв.
Ей не хватало подруг. Не хватало Ис, Ари и других девушек из дома радости. У неё давно уже родилась одна мысль, и сегодня она хотела высказать её вслух.
– Господин Тави, если я не могу выходить за ограду, нельзя ли сделать так, чтобы мои подруги навестили меня? Я имею в виду девушек из дома радости.
– Я подумаю об этом, госпожа.
Они шли по серому сланцу дорожки мимо небольших открытых павильонов, стоящих в тени деревьев. В некоторых над подносами с ачте сидели мужчины и женщины, некоторые были пусты.
– Тебе нравится здесь, госпожа? – спросил он, искоса глядя на неё. – Это место остаётся неизменным в течение сотен лет.
Аяна оглядывалась по сторонам. Она понимала, что каждый куст, каждое деревце вокруг неё не случайно выросли на своих местах. Всё, что росло здесь, было посажено руками заботливых садовников, но при этом не создавало впечатления искусственности.
– А мох тоже не сам вырастает? – вдруг спросила она с любопытством.
– Насколько я знаю, сам. Но камни мажут кислым молоком, чтобы он начал расти на них.
Он шёл рядом, такой же прямой, как госпожа Кано, и Аяна из-за этого тоже постоянно выпрямляла спину. Ей вдруг и вправду стало любопытно узнать о нём хоть что-то. Что он за человек такой?
– Ты вырос здесь, господин?
– Да. Все дети орта Давута растут в этом дворце.
Навстречу им прошли две девушки в блестящих расшитых халатах. От Аяны не укрылось, что они не сводили глаз с Тави. Девушки поклонились ему, а потом Аяна расслышала, как они тихонько смеются.
– А твоя мать тоже выросла здесь?
– Моя мать из Харадала.
Аяна остановилась, но Тави указал ей на тропинку, ведущую к склону, и она свернула, наклонившись под длинными прядями ветвей ивы, которая росла у дорожки.
Тут было не жарко, и дорожку покрывал слой мелких сухих щепочек. Аяна с наслаждением скинула башмачки и погрузила пальцы в теплый сухой слой щепок. Ноги ужасно потели по такой жаре, и идти босиком было очень приятно. Вдруг она спохватилась и глянула на Тави. Он внимательно следил за ней. Аяна вздохнула.
– Прости, господин, я забылась. Дома я часто ходила босиком, – сказала она, наклоняясь надеть обувь.
– Ничего. Тут никто не видит. Ты можешь идти так, – неожиданно для неё сказал он.
– Твоя мать сама приехала из Харадала?
– Её прислали.
– Прислали?
– Да.
Аяна подождала объяснений, но он молчал.
– Что значит - прислали?
Дорожка вилась между деревьев и открытых лужаек. Со всех сторон чирикали какие-то птички, и Аяне стало любопытно, сами они прилетают сюда или их, как и её, держат здесь в клетках за деревьями.
– Семья моей матери почла за честь породниться с семьёй орта.
– А твоя мать хотела этого?
– Любая девушка почтёт за честь быть удостоенной внимания от члена семьи орта.
– Да?
Он посмотрел на неё искоса и ничего не сказал. Аяна вдруг вспомнила одну из историй, которые слышала на постоялых дворах по дороге.
57. Светлые чиарэ в его комнате
– Слушай, Тави... господин, а если представить, что, к примеру, одного из сыновей орта подменят в колыбели, подложив его матери сына деревенской женщины? И никто не будет знать об этом, кроме одной только повитухи? Будет ли мальчик, отправленный в деревню, обладать какими-то преимуществами по сравнению с другими деревенскими мальчишками, просто потому, что в его жилах течёт кровь орта?
Аяна смотрела на него с любопытством.
– У тебя странные идеи, госпожа. Осторожно!
Он вдруг молниеносно схватил её и притянул к себе за талию. Она замерла, потом отшатнулась, и Тави показал ей на нависший над тропинкой ствол, в который она чуть не врезалась головой.
– Осторожно, госпожа.
– Я испугалась.
Они прошли ещё немного, и Аяна спросила:
– Ты часто видишься с мамой?
– Она умерла.
– Мне жаль.
– Я почти не знал её. Почти не помню её. Она умерла больше двадцати лет назад. Мне было пять.