Соль с Жеваховой горы

Но, к огромному удивлению Тани, это совсем не шокировало Оксану, наоборот. Та вдруг решила, что в жизнь Тани она послана свыше, чтобы молиться за нее и тем очистить душу Тани от скверны. И действительно, она принялась молиться за нее. Поначалу Таню смешил этот религиозный фанатизм. Но потом, случайно подслушав, как Оксана молится за ее грешную душу, Таня растрогалась до слез. И в ее душе впервые в жизни появилась крамольная мысль о том, что, может, эту неграмотную селянку действительно послала какая-то высшая сила, вроде ее Бога, чтобы она молилась за нее, и за таких, как Таня, и тем самым пыталась умалить для мира ее многочисленные грехи...

Оксана тоже была на детском празднике, веселилась со всеми остальными. И с огромным удивлением Таня поймала заинтересованные взгляды Тучи, которые тот украдкой бросал на Оксану, думая, что никто этого не видит.

А через день после детского праздника стало известно, что в город для каких-то особых мероприятий торжественно войдет конница Котовского и пройдет по Дерибасовской военным парадом. Об этом Тане сказал Мишка, который появился в Одессе сразу после дня рождения Наташи, как раз на праздник 1 мая. Он вызвал Таню на Французский бульвар под покровом ночи, тайком, и Таня поняла, что он прячется. Но в этот раз было совершенно непонятно, от кого.

Впрочем, разговаривали они мало. Изголодавшись, они не могли оторваться друг от друга на протяжении многих часов. И только потом, когда, обессиленные, лежали рядом, тесно прижавшись друг к другу, Мишка сказал о параде Котовского. А Таня не успела спросить, зачем все это. Не успела потому, что Мишка, как всегда, закрыл ей рот жарким, испепеляющим ее поцелуем, и больше ни о чем не хотелось говорить.

Второй раз Таня прочитала о параде в газете «Одесские новости», которую принесла Оксана. А потом, перевернув, увидела подпись — «главный редактор Владимир Сосновский» и отбросила газету от себя.

Эти несколько слов полоснули острой болью по сердцу, и было очень нелегко сразу остановить ее. Таня сожгла газету в печке, но сердце все равно продолжало болеть.

В назначенный день она стояла на Дерибасовской, в первых рядах толпы, держа на руках Наташу. Таня не понимала, зачем взяла дочку с собой. Просто ей хотелось теперь все время прижимать к себе ее нежное тельце, гулять с ней, закармливать лакомствами.

В этот раз в городе было совсем не много людей. С ностальгией Таня вспоминала последний парад Мишки Япончика, последний парад Короля. Каким удивительным, экзотичным и неповторимым было то зрелище! Веселые песни, разухабистая толпа, яркие одежды новоявленных одесских вояк... Смех, шум, яркие краски, жаркие лучи ослепительного солнца и неповторимый дух никому не подвластной свободы, которую не дано отнять.

В этот день все было не так. Не было ни толпы, ни яркости красок, а лица людей были напряжены. Появились первые конники. Как отличались они от пестрого воинства Японца! Вышколенные, суровые, в парадной форме, они сидели прямо, с застывшими лицами — пугающая армия настоящих солдат. Теперь это была действительно армия, прошедшая огонь и воду, и беспощадность стержнем застыла в их напряженных спинах, а суровое равнодушие — в глазах. Не было ни веселья, ни песен, лишь напряженные лица людей в толпе.

Времена изменились. Все было не так. Рядом с Таней стояла дряхлая старуха, опираясь на палку, и слезящимися глазами всматривалась в лица солдат.

Котовский замыкал строй. Ехал он рядом с Мишкой Нягой. Оба выглядели роскошно — подтянутые, в новой парадной форме, суровые красные командиры боевого полка. Таня залюбовалась Мишкой, его осанкой и выправкой. В нем было совсем не узнать того веселого, страстного любовника, которому так жарко она отдавалась в прошедшую ночь.

— Гришенька! — вдруг вскрикнула старуха, и изо всех сил замахала рукой, когда Котовский и Мишка Няга поравнялись с ними.

— Это Гришенька! Мой Гришенька! — вдруг всхлипнула она. — Большой какой стал... Красивый какой...

— Кто? — обернулась Таня, машинально переспросив, удивленная реакцией старухи.

— Да вот же он, мой Гришенька! Я же его нянчила! Вот этими самыми руками, в Кишиневе! Какой же он стал...

— Вы про Котовского? — спросила Таня, не веря, что у такого, как он, было детство.

— Да про Гришеньку моего, вот он... — Дрожащими руками старуха указывала вперед, но было не разобрать куда.

Парад закончился, люди стали расходиться. Старуху оттерли куда-то в сторону. Таню вдруг заинтересовала эта старая няня Котовского. Она решила поговорить с ней, расспросить подробно. Обернулась, но вокруг были только спины людей. Старуха исчезла.

Глава 15

Разговор Цили с мужем. Убийство Цили. Горе Тани. На месте преступления

Пес дернулся в будке, звякнула цепь. Циля вздрогнула во сне, переворачиваясь на другой бок. Совсем недавно завели они эту собаку, но проклятый пес все не хотел сидеть на месте! Столько от него было хлопот!