Соль с Жеваховой горы

– Ты в порядке? – Таня была удивлена настолько, что даже не решилась входить. Иду словно подменили, и перед ней стоял совсем другой человек – не та уставшая, замученная жизнью постаревшая женщина, провожавшая ее всего одни сутки назад.

– Ты не поверишь, что со мной произошло, – Ида зашлась счастливым смехом, который почти сразу перешел для Тани в категорию идиотского, – я тут встретила кое-кого…

– Ты… встретила? – В первый момент Таня даже не сообразила, что сказала грубость. К счастью, Ида слишком была поглощена своими мыслями, чтобы это заметить и тем более отреагировать.

– Да, – она посторонилась в дверях, пропуская Таню, – он к тебе пришел, а потом… потом… словом, ты сама все видишь.

– Сопли от счастья! – хмыкнула Таня, а потом вдруг опомнилась: – Я ведь всего сутки отсутствовала!

– Вообще-то он здесь, – Ида скромно потупила глаза, – как пришел, так и не ушел… Сутки назад…

– Так, а ну-ка подожди! – Таня нахмурилась. – Ты хочешь сказать, что в нашей квартире уже сутки находится посторонний мужик? С тобой и детьми?

– Он не посторонний, – Ида опять потупила глаза, и Тане даже показалось, что она покраснела, – совсем нет… Да ты сама посмотри! Шо уж тут хипишить.

Таня решительно вошла в гостиную. В одном из кресел сидел Зайдер. Он неловко поднялся при ее появлении и даже попытался отвесить ей шутовской поклон – в лучшие времена Мейер любил строить из себя нечто вроде скомороха.

Вот уж кого не ожидала увидеть Таня, так это Зай­дера, о котором забыла совсем!

– Майорчик… – выдохнула Таня, прервав неловкую паузу.

– Я тоже рад тебя видеть, – улыбнулся Мейер.

Он страшно постарел и утратил весь свой щегольской вид, которым так любил козырять в прежние времена. В его роскошной когда-то шевелюре появились седые пряди. Глаза словно выцвели, поменяв цвет сочных терновых ягод на блеклые желтоватые пятна. Таня отчетливо видела горькие глубокие складки у рта – отметины пережитых обид и глубоко спрятанных страданий. Да и одет он был кое-как.

Она вспомнила, что в элегантности наряда Мейер Зайдер не уступал Японцу. Лакированные штиблеты, яркий цветок в петлице, модный котелок, белоснежная сорочка, бриллиантовые запонки, пестрый галстук – куда все это уплыло, каким ветром было унесено, в какие времена? Теперь на Мейере была выцветшая военная гимнастерка с заплатами, да еще и не по размеру. А воротничок с выдернутыми нитками выцвел от пота и грязи. На сапоги Мейера лучше было вообще не смотреть. Единственное, что осталось от прежних времен, – сапоги эти были чистыми. Это было уже воспитание, которое трудно искоренить: несмотря на потрепанный вид, Мейер умудрялся держать сапоги в порядке. Таня вспомнила, что кто-то очень давно рассказывал ей, что в далеком детстве Зайдер, как и все еврейские дети, учился в музыкальной школе. В отличие от Японца, вышедшего из самых низов, Мейер был из другой среды. И теперь, спустя столько лет, в облике его все равно сохранился налет благородства, как вкрапления драгоценных камней, вставленных в простую поломанную, спаянную оправу.

Таня прекрасно поняла, почему Мейер Зайдер даже в самом своем потрепанном виде сумел произвести столь сильное впечатление на Иду. Ида – бесхитростная душа! Выросшая в самых дебрях, трущобах Молдаванки, вместо детства получившая грубость и жестокость улицы, она никогда не видела таких блестящих мужчин, которые относились к ней уважительно, а не как к полному ничтожеству.

Грязная и пестрая публика Дерибасовской, подгулявшие матросы, мелкие жулики, грубые бандиты сделали душу Иды непроницаемой для всех человеческих чувств, словно закрыв путь любым проявлениям эмоций. Раны в ее душе еще больше растравило неудачное замужество с грузчиком – грязным животным, не имеющим ничего общего с человеком. Сама огрубев, отупев от горя и разочарований, Ида закрылась как сундук, ключ к которому навсегда оказался потерян.

И тут вдруг появился постаревший и потрепанный, но все еще блестящий Зайдер, который как никто другой умел обращаться с женщинами и мог покорить любую, буквально поманив одним пальцем! Таня вспомнила, что еще в далекие времена славы Японца Мейер слыл жутким бабником и все время попадал в какие-то истории с женщинами.

Злую шутку сыграла с Идой судьба! Таня ни за что не стала бы ей говорить, что в те, далекие времена красавчик Майорчик, избалованный самыми роскошными дамами Одессы, даже не посмотрел бы на простую девушку с Дерибасовской, тем более с ребенком! Но жизнь, перетасовав людские судьбы как колоду карт, сделала свой собственный расклад, побив все козыри сразу. И то, что сохранилось от прежнего блестящего облика правой руки самого знаменитого одесского короля, навсегда привязало к себе наивную и бесхитростную Иду.

– Откуда ты взялся? – Таня первой нарушила затянувшееся молчание, вдруг сообразив, что пауза длится слишком долго.

– Из Умани. Сбежал с сахарного завода, – честно признался Зайдер.

– Тебя будут искать, – Тане не понравились его слова.

– Будут, – он криво улыбнулся, – да не найдут.