Солдат императора

Вокруг постоянно сновали разъезды итальянских страдиодов — легкой конницы из славянских наемников. В подвижности они вряд ли уступали турецкой, прекрасно стреляли из луков на всем скаку, а отличные миланские бригандины и шлемы давали возможность продержаться некоторое время даже против тяжеловооруженных спах[96].

Вскоре подоспела испанская конница. Пока вся эта кентаврианская братия ходила разведкою и дозором, пехота со страшной скоростью укрепляла лагерь. Все превратились в кротов, не только саперы. Кому охота попасть под атаку, скажем ночную, при десантировании? Да и днем не очень-то это здорово, если не топорщится надежный вал орудийными стволами, если не тлеют фитили, если не смотрят в даль сотни часовых, если нету дежурного подразделения, затянутого в сталь по-боевому, готового в любую секунду дать по зубам.

Вокруг лежала великая пустыня. Сахара. Узкая полоса берега, оживленная влажными ветрами моря, но даже здесь умеют ценить и беречь воду. Постоянно пересыхающие речушки и озерца — живое и постоянное напоминание о жарком дыхании песчаного великана, живущего по соседству. Здесь бывает много деревьев, я даже потрогал ночью настоящую пальму, очень здорово смахивавшую на воткнутый в землю огромный ананас.

За относительным благополучием побережья начиналась полоса саваны — полупустыня. Мало воды, мало зелени, мало деревьев, а речные останцы гораздо чаще сухи, чем на побережье.

А дальше — пустыня. Заведи туда войско и потеряешь его так же верно, как если бы мы вознамерились переплыть море на плотах.

Народ в этих краях круто просолен, суров и молчалив. С лошадями управляются замечательно, еще бы, ведь они на них живут. Им все равно с кем воевать, и воевать они умеют. Христиан не любят, так что скоро, я уверен, все эти пастухи встретят нас в рядах турецкой армии, и тогда держись. Что делать с массой легкой конницы, которая не вступает в бой, постоянно посыпая издали стрелами, готовая мгновенно бросится на потерявшего порядок врага, я плохо представлял. Все равно, что рубить мечом воду.

Ну что же, справлялись с подобным противником и десять тысяч греков Ксенофонта во время своего знаменитого анабазиса, фаланги Александра Великого, вонзившие македонскую сариссу до самой Индии, легионы Максимина Фракийского, и много кто еще, я читал. Воду ведь не нужно рубить. Её можно вычерпать, можно развести огонь и испарить. На каждую силу есть другая сила. Управимся как-нибудь.

Воинственные размышления напомнили занятный случай из армейской моей жизни, что произошел за пару дней до императорского смотра.

Случай, конечно, забавный, а с другой стороны посмотреть — ох какой был хороший шанс оконфузиться! Давненько не припомню такого в моей уже тринадцатилетней карьере, наполненной неуставными поступками, нарушениями легенды и секретности.

Пригнали последнее пополнение. Раскидали ровным слоем по ротам. Естественно, за такое время ничего путного из новобранцев сделать не выйдет, но хоть посмотреть, познакомиться. Вдруг опытный народец затесался ненароком на наше счастье? Ветераны… Словом, выстроил я свою роту и начал наводить культурную коммуникацию.

Всего в довесок мне досталось от щедрот Конрада шесть человек. Двое с виду полные охламоны. Снаряжение на них все сплошь казённое и сидит как седло на корове, и как козел на заборе. Ладно, оставлю в тылу построения, авось не пропадут сразу же… а там — на войне людишки быстро плохому учатся, если выжить удалось.

Остальные, на первый взгляд, ничего себе. Крепкие мужички, трое даже в своих латах. Ветераны, стало быть. Побывавшие. Повидавшие. Таких и учить особо не надо. Лишь бы с парнями смаршировались, но это у нас ещё будет возможность.

Стали знакомиться. Я прохаживался вдоль строя и торжественно басил:

— Ну что, ослы свинские? Повоюем? Правило у меня одно: дерутся все, как звери. Если кто струсит, или, не дай Бог, побежит, зарежу. Словом, стоять крепко и слушать команд. Тогда останетесь жить. Добро пожаловать в мою любимую роту!

Два новобранца дрожали листками на ветру моего голоса, совершенно бледные. И как их занесло в армию? Напоили и заволокли? Быть может. Парни в своих доспехах, которых я определил как ветеранов, рассматривали меня с явной насмешкой, ещё бы, они разных командиров повидали уже. Ну ничего, дурь из башки я выбивать научился. Ещё один, неопределимого качества новобранец, смотрел спокойно, я бы сказал, с интересом. Глаза хорошие. Взгляд твердый. Сам роста среднего, рыжий.

Я полез в ротный список.

— Гюнтер Шильд, умелый солдат, пришел с полудоспехом и своей алебардой. — Я глянул поверх листа, вперед вышел один из ветеранов. — Ты где служил?

— В Италии, герр ротмистр.

— Встань в строй. Та-а-а-к, Петер Файнер, умелый солдат, нанялся со своим доспехом, айзенхутом, алебардой. — Второй латник вышел вперед. Хорош. Этому в бою спину доверить можно без опаски. — А ты где служил?

— В армии трухзеса его императорского величества фон Вальдбурга, герр ротмистр.

— Фон Вальдбурга? Крестьян, значит, гонял?

— Так точно, герр ротмистр!