Солдат императора

Георг, наш дорогой Фрундсберг, выскочил из командирского шатра, оставив там своих коллег, и вызвал к себе фельдцехмейстера и интенданта. В обширной его палатке некоторое время метались тени, и раздавалась громкая, бессвязная ругань, которую слышали пол-лагеря. Оружейник вышел бледный, а интендант так вообще — высеменил, пошатываясь, закрывая ладонью огромный наливающийся спелой вишней синяк на всю скулу. Ударился, видимо, бедняга, об немаленький кулак вспыльчивого военачальника.

Вслед за ними получили свое пушкари, а потом посыльные собрали пред грозные очи всех гауптманов, чьи головы собрали громы, а то и веские зуботычины.

Взбодрив подчинённых, Георг вернулся в командирский шатер, где держали совет прославленные воины: сеньор Фердинандо д`Авалос маркиз Пескара и мессир Просперо Колонна.

Как шли дела у храбрых наших врагов, тогда еще никто не знал, но вид их необъятного лагеря, изъязвившего ночь оспою тысяч костров, определенно внушал тревогу и уважение. Много позже стало известно, какую баталию дали друг другу в большом парчовом шатре Ода де Фуа виконта Лотрека его хозяин и вождь швейцарцев — бывший крестьянин захолустного лесного кантона Унтервальден Арнольд Винкельрид.

Француз шипел и требовал полного подчинения наемников, а Винкельрид надменно отвечал, что будет биться, как велит честь солдатская и швейцарский обычай. Ему вторил молчаливый и непреклонный рыцарь Альбрехт фон Штайн, оберст бернских наемников.

И сколько не ярился именитый француз, брат знаменитого, но несчастливого воина Гастона де Фуа[35]

, что так нелепо погиб в минуту высшей своей славы под Равенной, а ничего поделать не мог. Райслауферы не получили жалования в срок, а значит, справедливо полагали себя свободными от всяких договоров.

Собственно, именно они вынудили осторожного полководца к немедленному наступлению, пригрозив, в противном случае, убраться восвояси. Анн де Монморанси, граф де Сен-Поль и Лескан потягивали вино из высоких тонконогих кубков зеленоватого стекла, переглядываясь с командиром венецианских союзников Франческо Мария делла Ровера герцогом Урбино. Тот отмалчивался и прятал в усы сочувственную улыбку, при виде торжества товарно-денежных отношений над рыцарской честью, бедная Франция, о-ля-ля!

Теперь уже, когда прошло столько лет, можно честно признать, что разведка имперцев сработала из рук вон плохо. Жгучий красавец Франческо Мария как его там герцог Урбино и так далее, привел не тысячу венецианцев, о которых докладывал Фрундсбергу его секретарь. Далеко не тысячу. Гораздо больше!

Двести копий страдиотов составляли лишь половину его конницы, да еще полторы тысячи стрелков, да пять тысяч пехоты. Кроме того, с ним шел, горя местью, Джованни ди Медичи, который навербовал в Германии и Италии свой знаменитый отряд. Еще пять тысяч аркебуз!

И если Франческо от прямых ответов о его участии в предстоящей баталии тактично уклонялся, то Медичи сто раз громогласно требовал поставить его в авангард! Еще бы! Надо ли говорить, что Сфорца и его приспешников он люто ненавидел. Герцог же Урбино всем своим неприступным видом давал понять, что доволен скромным местом в арьергарде.

У него были свои резоны. Республика и лично он никаких выгод в предстоящем бою не видели. Только воля старого дожа заставила жирных пополанов[36] развязать кошельки и вложить шпаги в руки наемников. Но дож, прямо скажем, дышал на ладан. Он ведь помрет не сегодня завтра, а с молодым и жестоким Габсбургом ссорится по-настоящему совсем не хотелось. Политика!

Делла Ровера думал больше не о сражении, а о своей юной любовнице, для которой он заказал небывалой роскоши ожерелье у флорентийской знаменитости Бенвенуто Челлини. Что же, если мощь швейцарцев переломит хребет имперцам, то слава деве Марии и святому Георгию. Он с удовольствием добьет врага и пограбит лагерь. Если нет, то погибать и посылать на смерть своих парней он не намерен. О нет, только не сейчас. И ради чего? Ради ссоры этих мужланов? Да никогда, гореть им в аду!

Так, не договорившись ни до чего путного, вожди союзников разошлись. Швейцарцы намеревались ударить первыми, чтобы вся добыча в лагере досталась им. Винкельрид и фон Штайн согласились только подождать, пока пушки разметают вал, а аркебузы Медичи подвыкосят авангард имперского войска. Монморанси должен был принять общее командование над швейцарской пехотой. Понтодорми и Лескан получили предписание смести бронированным валом своей конницы правый фланг имперского войска. Лотрек и Сен-Поль возглавляли центр, а венецианцы формировали тыльную линию построения.

На том и порешили.

Но это все было вчера, а сегодня мы стояли в поле, перечеркнув гранью острых пик дорогу на Милан. Месяцы подготовки, споры и переговоры, интриги, предательства, целые реки золота и серебра — все это теперь ничего не значило.