Солдат императора

Тяжелое мужское оружие странно смотрелось на фоне тонких пальцев и узких изящных запястий. Страшно располосованный мною живот выпустил на свет Божий кишки и целый водопад крови.

Девушка беззвучно плакала, по смуглому её, быстро сереющему личику, катились слезы. Я отчего-то отметил, что крови льется больше, чем слез, как будто могло быть иначе. Наши глаза встретились: мои серые, ничего не понимающие, и её — большие и черные, исполненные боли и страдания.

За что, за что, Господи, буквально кричали они. Бездонные, красивые и неотвратимо угасающие.

Ужас мой трудно было описать. Что же я натворил?! Хладные пальцы страха и стыда страшно скрутили мое нутро, совершенно лишив воли и сил. Я даже шевельнуться не мог, так и окаменев в грозной боевой позиции.

Я все смотрел и смотрел на загубленную мною молодую жизнь, которой не место было среди грязного двора, лужи крови и кишок, выползающих из-за преграды изуродованной плоти. Откуда, ты здесь, Боже мой, что за злая воля подставила тебя под разящий удар безжалостной стали!? Как ты оказалась, среди смерти и гнева злых мужиков, играющих в свои опасные и бессмысленные игры? Искал ли я ответ в темных озерах её глаз, а может быть пытался найти там оправдание? Трудно сказать.

Одна только мысль билась в моей душе, одно желание, абсолютно несбыточное и неуместное; как я хотел, чтобы моя голова оказалась на пути её меча! Чтобы все тревоги этой проклятой жизни разлетелись на куски в одной молниеносной вспышке очистительной боли! Трусливая, подлая мысль, но отогнать её я не мог, сраженный нечаянным злодеянием своим. Я не сразу понял, что вокруг толпятся десятка два солдат, и, что со мной кто-то разговаривает уже некоторое время.

Я с трудом вырвался из аутичных глубин апатии к настоящему нашему такому жестокому миру, опустил меч и выпрямился. Прямо передо мной стоял вездесущий ротмистр Курт. Когда его сюда принесло?

— …роший удар, молодец! Чисто сработано! С почином тебя, братец! Подрезал, значит, вражьего меченосца!

— Гы-гы-гы, — заржали вокруг сразу несколько ландскнехтов. Оказалось, не вовремя и неправильно они истолковали начальственную реплику. Не осознали важности момента. Бронированный кулак ротмистра сшиб с ног ближайшего.

— Ты что гогочешь, сучий потрох?! Эта тварь сейчас чуть не отправила к чёрту хорошего солдата. Твоего капрала! — он схватил ошарашенного бойца за ворот бригандины и рывком притянул к себе, дыша тому в лицо свирепыми проклятиями: — ты, козлиное дерьмо, хочешь чтобы твоего товарища вот так завалили? Чтобы драная шлюха, да по затылку, так?!

— Н-н-н-ет…

— Ты, сука, где был, а?! Почему командира бросил?!

— Я-я-я, там…

— Молчать! Ты, выблядок, запомни навсегда: сам подохни, а брата прикрой! И если командира прихлопнули, значит, ты виноват! Понял, сука?! Понял, я тебя спрашиваю?! Что блеешь, как овца?!

— С-слушаюсь, герр ротмистр…

— Не слышу, твою мать! Ни хрена не слышу!

— Слушаюсь, герр ротмистр! — гаркнул молодой ландскнехт, зеленый новобранец, прочесывавший с нами деревню. Что и требовалось. Воспитательный процесс закончился.

— Вот так то. — Курт отпустил спавшего с лица солдата, боявшегося его куда больше гасконцев, с которым только что сражался не на живот. — Иди, морду помой. В кровище весь. Вилли! — позвал он капрала. — Я надеюсь, что ты выводы сделаешь верные?

— Какие вопросы? Пауль, ты меня от позорной смерти спас. С меня кувшин лучшего пойла, что только смогу добыть. Дай время, отблагодарю по-свойски. И откуда вообще эта курва взялась?! — фразу он завершил резким недвусмысленным жестом в сторону девушки, что отходила у сарайчика. — Слышь, сходи посмотри, что там в этой развалюхе? Может там еще кто? — направил он одного из своих солдат. В это время Курт всем телом развернулся ко мне:

— Теперь ты. За Вилли — спасибо. Он хороший воин, и такой конец не по нему. — Ротмистр крепко стиснул мою ладонь. — Далее. Ты дельце не докончил, не находишь? Эта прошмандовка — твоя. Давай, кончай её. — Он перехватил мой недоуменный взгляд, полный ужаса и отвращения к самому себе. — Не трястись! Ты на войне, солдат! Тут убивают, как ты заметил. Всякий с оружием в руках — враг! А с врагом разговор один — меч в пузо.

— …Да я… уже…вот… это же девушка… — пролепетал я.

— Да хоть бабушка! Она едва Вилли не уходила! Получила по заслугам. Только не все, что причитается. Давай теперь, исправляй упущение.

— Как же… как же… так, я… — язык меня не слушался, как, впрочем и руки. Если бы какое-то чудо исцелило поверженную воительницу, она могла бы легко меня выпотрошить, я бы даже не шелохнулся.