Солдат императора

Он похлопал его по плечу, узнал имя и даже произнес несколько одобрительных слов. После чего – неслыханное дело! – подарил двуручный меч из собственной коллекции и приказал занести в ведомость на жалованье доппельзольднера[28].

В скором времени не замедлил появиться и сам император. Без всякой пышности, с малым кортежем он ураганом влетел в город. Занял лучшие покои в лучшем доме, принял доклады, разобрал текущие дела и назначил строевой смотр. Который и состоялся через два дня.

Армия выстроилась на поле. Солнце вызолотило стальной панцирь бесконечной змеи броненосной конницы, заиграло на остриях пик и алебард трех огромных пехотных ежей, ласково согрело смертоносные орудийные стволы и облило светом маленькую фигурку императора, который сидел на коне, с восторгом осматривая собранную под его рукой мощь. Потом была всеобщая присяга, был салют из всех орудий, были дружные крики: mit Gott fur Keiser und Fatterland! Hoch Keiser! И марш всей армии, грохот шагов которой был так же оглушителен, как орудийные залпы. А потом, как-то незаметно, солдаты свернули лагерь, погрузились в телеги, сели на коней и ушли. Остался только вытоптанный луг, прогоревший дерн на местах костров, неубранный мусор и чуть присыпанные выгребные ямы. И воцарилась тишина.

Глава 4

В которой Пауль Гульди пробует крови первый раз

Война… Всю свою безусую юность я мечтал оказаться в армии, а значит, рано или поздно, на войне. И вот теперь я нахожусь в рядах наступающей армии. Ничего приятного, хотя некоторое время все было тихо и мирно, насколько это вообще возможно. То есть до поры непосредственно меня никто не пытался убить. И мне никого убивать не приходилось.

Мечталось и грезилось, конечно, совсем о другом. Геройский подвиг, всеобщая любовь и уважение, отвага, самопожертвование, патриотизм и любовь к родине, гражданский долг, стремительная атака – вот примерный список понятий, с которыми я ассоциировал это недоброе, гавкающее слово «война». Недоброго оказалось гораздо больше, чем я мог себе представить, при том что я историк, хоть и недоучка, и много-много читал о настоящей войне.

Оно, конечно, представлял я себя совсем в другой армии, но если быть честным с самим собой до конца… какая разница? Лететь в межзвездном мраке на огромном крейсере и гвоздить по мирным городам ничего не ожидающих планет ракетами с плазменными БЧ или вот так пешком наматывать мили и своими руками грабить и лишать жизни незнакомых и тебе ничего плохого не сделавших людей? Второе, по-моему, выходило честнее.

Что приятнее, или, лучше сказать, не так ужасно: гореть заживо в штурмовике с заклинившей катапультой, мечтая только о том, чтобы рванул маршевый реактор, положив конец боли и страху, или получить в живот полметра ржавого железа; дрожать от ужаса, вжавшись в землю, глядя, как истребители заходят для атаки, чтобы пустить тебя в распыл зарядом позитронной антиматерии, или оказаться под копытами и жадными до крови копьями чужой конницы? Трудный выбор, в любом случае не очень здорово. Прямо скажем – на любителя.

Если рассуждать с точки зрения этики, а последнее время я оказался весьма склонен к самокопанию, видимо, обстановка настраивала, моя война… человечнее, что ли? Если так вообще можно сказать.

По крайней мере, никто из моих нынешних коллег не мог погубить нажатием кнопки несколько тысяч человек. А уж если припрет погубить кого, то жертве придется взглянуть в глаза, услышать последний ее вздох и ощутить последний трепет уходящей жизни.

Такая перспектива заочно накладывала персональную ответственность за содеянное именно на тебя. Нельзя ведь сказать, что это не я убиваю, а алебарда или, скажем, пика?

Хотя и здесь начали буйно цвести целые заросли прежде не знакомых для этого мира слепых орудий войны вроде пушек и мушкетов. Когда-то мы тоже прошли этот путь, и, учитывая молодую свирепую страсть новой цивилизации, скоро, очень скоро они улучшат их, усовершенствуют. А там, глядишь, выйдут и на межзвездные трассы.

Вот поэтому мудрые наши повелители и рассылали наблюдателей по планетам, погруженным в счастливые пучины архаики. Если отжать прекраснодушную розовую водичку из общих положений, делалось это для того, чтобы точно представлять, чего именно ждать от молодых дикарей, если они из этих пучин вынырнут.

Ведь для овладения космическими технологиями требуется смешной срок, а вот чтобы перестать быть дикарями, иногда и ста тысяч лет цивилизации не хватит. Моя родина, во всяком случае, хоть и гордилась респектабельным донельзя обличием, но, говоря честно, была весьма беспокойным звездным соседом. В смысле весьма далеким от счастливого созерцательного гомеостаза.