Конвертов в то время не было, поэтому Ориф сложил письмо треугольником, как это делали все, надписал адрес и отложил в сторону. И только было взялся за ручку, чтобы начать письмо жене, как, постучавшись в дверь, вошли усто Барот, Ака Навруз, Хакимча-фрунзевец и Собирджан Насимов. Положив на стол узелок с сушеными фруктами — долю из подарка узбеков, все они поздоровались с Орифом и расселись на табуретках и скамейке, стоявшей вдоль стены.
— Вы же работаете сегодня во вторую смену, что так рано поднялись? — недоумевал Ориф, дивясь столь раннему визиту.
— Решили пораньше нагрянуть, опасались, как бы вы не ушли, ведь ваше рабочее время не ограничено, как у нас, вот и поспешили! — засмеялся Ака Навруз.
Ориф налил гостям чай.
— Пожалуйста, чай — от меня, а к чаю — ваше собственное угощение!
Собирджан развязал узелок, погладил непослушными шероховатыми пальцами усы, от смущения закашлялся:
— Вот… это ваша доля, товарищ Олимов! Распределили всем поровну. Хоть и понемногу пришлось, но дорого внимание — братья узбеки от всей души…
— Будем надеяться, что и мы не останемся в долгу, — ответил задумчиво Олимов.
Можно было только догадываться, о чем он думает, говоря эти слова, и Ака Навруз шутливо добавил:
— Ничего страшного, мулло, представится случай, и мы устроим такое, что все только рты поразинут от удивления! Будьте спокойны!..
Ориф, не улыбнувшись, встал, закурил, в его голосе зазвучали нотки укоризны:
— Лучше бы вы, Ака Навруз, позаботились, чтобы люди воздали должное таким болтунам, как Очилов! Готов был провалиться сквозь землю вчера после его слов при братьях узбеках и Сорокине, не знал, что и предпринять!..
В комнате повисла неловкая тишина, молчание нарушил сам Ориф:
— Кто спорит: конечно, продукты лучше денежной премии! Но уместно ли было говорить об этом вчера? Будто он век не ел, будто голод схватил его железной рукой за глотку!
— Не от голода это, мулло, вы же отлично понимаете! — успокаивал усто Барот. — От жадности все происходит. Наши люди долго вчера не спали, порицали его даже те, кто сначала поддержал, поддавшись минуте.
— Кроме Ака Навруза, у всех вас в карманах партийные билеты, — резко бросил Ориф. — Не стыдно будет, если завтра люди пойдут не за вами, товарищи большевики, а за такими собственниками и баламутами, как Очилов?!
— Не допустим, товарищ Олимов! — запротестовал Хакимча, выражая мнение всех.
— Люди наши не настолько глупы, Орифджан, — спокойным и уверенным тоном добавил усто Барот, — а про одного-двух подобных саботажников хорошо в народе сказано: теленок резв до кормушки… Единственное плохо, что это случилось при наших гостях.
Дымя папиросой, Ориф все ходил и ходил по комнате. Видно было, что его не очень-то убедил ответ Хакимчи и усто Барота.
— Я вот что предлагаю, товарищи, — заговорил он. — Пусть сами рабочие обсудят и дадут оценку поведению своего товарища. Пусть все знают, что трудности со снабжением тыла продовольствием возрастают — и требование в этой ситуации продуктов вместо денег надо расценивать не иначе как провокацию.
Не успел он договорить, как кто-то без стука вошел в комнату. То был фельдшер Харитонов, воротник его пальто, шапка-ушанка — все было покрыто инеем.
— Пожалуйста, Иван Данилович, заходите! Приветствую вас! Что случилось? — удивился его внезапному появлению Ориф.
— Неприятные вести, Ориф Одилович! Только что сообщили в медпункт: в отряде строителей железнодорожной ветки несколько человек обморозили руки и ноги, двое свалились с тяжелой формой воспаления легких, вторые сутки без сознания…
Лицо Олимова переменилось на глазах, взгляд помрачнел. Он нервно затушил папиросу, предложил Харитонову:
— Идемте туда, к строителям, Иван Данилович!
— Надо найти хоть какую-нибудь машину, далеко же! И идти холодно! — Харитонов снял рукавицы, согревая руки своим дыханием.
— Где вы ее сейчас найдете, машину, пойдемте пешком! Может, подвернется по дороге попутная…
— Здесь около восьми километров, Ориф Одилович! Не так уж и близко.
— Пойдемте, пойдемте, ничего с нами не случится! — твердо решил Ориф и поспешно начал одеваться. На улице извиняющимся тоном распрощался со всеми и, подняв воротник, уверенно зашагал к дороге.
— Ему намного труднее, чем всем остальным!.. — понимающе сказал усто Барот, задумчиво глядя вслед удаляющемуся Олимову.
— Наше счастье, что у нас такой политкомиссар! — искренне вырвалось у Хакимчи.
— Да будет в делах его, сердечного, лад! — добавил Ака Навруз.
Ориф и Иван Данилович уже давно скрылись из виду и все шли и шли по степи, начинавшейся прямо за Каменкой. В восьми километрах от нее один из отрядов трудовой армии начал прокладывать железнодорожную ветку, которая должна была соединить строящийся завод в Каменке с Белогорском.