Солдаты последней войны

Она засмеялась и закружила по комнате. Все то же простенькое платьице с белым воротничком. Все та же мальчишечья стрижка. Ее курносый носик заглядывал в каждый уголок. И она без конца задавала вопросы. Откуда взялась эта вазочка (я уже про нее и забыл)… Где я купил фарфорового олененка (кажется, подарок моей бывшей жены Лерки)… А кто смастерил эту дудочку (ее смастерил мой отец, когда работал на целине)… Тошка была очень живой, жизнелюбивой, жизнеутверждающей девочкой.

– Кирилл, – тихо обратилась Катя, пока Тошка напевала что-то во весь голос… – У меня к вам есть одна просьба… Даже не знаю, как сказать.

– Просто скажите, Катя, и все, – я ободряюще улыбнулся.

– Хорошо… Знаете, она сейчас такая… Ну, веселая, радостная…

– А я думал – это в ее духе.

– Да, конечно, да. Но после того, как мы впервые здесь появились… Ну, в общем, с ней стали происходить странные вещи. Днем она действительно веселая. Она всегда была душой компании и никому не позволяла вешать нос. Но по ночам… Я иногда заставала ее в слезах… Она плакала в подушку и ничего мне не говорила. Я терялась в загадках… А однажды ночью… Я увидела ее кровать пустой. И бросилась искать девочку. И обнаружила ее в комнате для занятий. И знаете… Она сидела на стуле, положив руки на воображаемый рояль и напевала какую-то мелодию. Ее пальцы бегали по воображаемым клавишам. И ее голосок был такой чистый, такой чудесный. В комнате было совсем темно. И свет от луны падал на ее личико. Ее глазки горели, и она плакала… И тогда я поняла, что девочка… Девочка плачет о своей неосуществимой мечте. Вы сами понимаете, что сегодня ждет ребят из детдома. Все что угодно, но только не музыка.

Это меня потрясло. Я смотрел на смеющуюся, кружащую по комнате девочку в коричневом платьице. И у меня защемило сердце. Чем я мог ей помочь? Если все, как обычно, упиралось в деньги. Если успех, талант, удача и сама жизнь складывались карточным домиком из этих ненавистных купюр. Чем я мог помочь девочке? Если мой карточный домик был давно разрушен.

– Я попробую помочь Тошке, – я прикоснулся к руке Кати. И слегка ее пожал. – Только… Только вы должны меня понять, Катя. Мои возможности ограничены. Я могу дать начальное образование девочке. Но не более. Для дальнейшей, настоящей учебы ей нужен не один педагог. И не думаю, что она хочет ограничиться только игрой на фортепьяно. А для профессионального уровня нужна настоящая музшкола, музучилище, потом – консерватория. И не менее… А единственное, что я могу сделать – дать какие-то начальные навыки. Но, я повторяю…

– Кирилл, – Катя благодарно пожала мои руки. – Спасибо, Кирилл. Но я вас прошу сделать гораздо меньшее. Я просто очень прошу прослушать ее. Посмотреть, есть ли действительно у нее способности. И если есть – оценить их. И сказать – талантлива ли она? И не меньше. На меньшее мы не согласны. Меньшее слишком дорогое удовольствие для нас. Мы готовы пойти на некоторые жертвы только ради таланта. А если нет… Я все сумею объяснить девочке.

Она помолчала и внезапно пошутила:

– Ведь наши желания могут не совпадают с нашим возможностям.

– Но желательно, чтобы совпадали. Иначе все может обернуться разочарованием, даже трагедией.

– Именно, Кирилл. И нам нужно как можно скорее узнать правду.

– Пожалуй, ты права, Катя. Но я сразу могу сказать – девчонка не без способностей. И главное – одержима музыкой. Это уже немало. А если у нее еще и талант… Но, Катя, вы сумеете его оплатить?

– Оплатить? Как дико звучит: оплатить талант.

– Дико. И выразился я так специально. Чтобы все сразу расставить на свои места, не допуская иллюзий. И подчеркивая те трудности, которые вас сегодня могут ожидать. Поскольку сегодня за талант надо именно платить. И не только деньгами…

– Я понимаю. Но не беспокойтесь. Только прошу – прослушайте ее.

В дверь вновь раздался протяжный звонок. По его нудному, завывающему тону я сразу же угадал Шурочку.

– Ну вот и прекрасно! – я взял Катю под руку и подтолкнул к двери. – А это наверняка Шурочка случайно заглянул на огонек. Соль, наверное, у него закончилась. Зачем еще соседу заходить, правда, Катя? Вот вы с ним заодно и прогуляетесь, идет? Пока я займусь Тошкой.

– Да… Но… Но разве нельзя, чтобы и мы…

– Нет! – решительно заявил я. – Нам с Тошкой предстоит решить важное дело. И свидетели не нужны. Это такое таинство – музыка…

Я распахнул дверь. На пороге стоял красный, как помидор, Шурочка. И от волнения протирал запотевшие очки. Заметив наконец меня, он тут же протянул пустую солонку.

– Ах, соль! Ну, конечно, дружище! Соль – это серьезно. Особенно, если она закончилась. Я обязательно тебе насыплю. А пока… Пока иди-ка прогуляйся с Катюшей.

– Но на улице – дождь! – радостно воскликнула Катя, внезапно отыскав причину остаться.

– Сожалею, – вздохнул я. – Лет пятнадцать назад я бы предложил вам сходить в кино или посидеть в кафе. Но, увы, сейчас не смею навязывать всякие пошлости. Впрочем, как и пошлые цены. Поэтому вам придется отсидеться в Шурочкиной квартире.

– А соль? – беспомощно пробормотал Шурочка, цепляясь за соломинку, вернее за солонку.