Солдаты последней войны

– Майя, – Щербенин неестественно откашлялся. – Позвольте вам представить вашего нового лечащего врача.

Она резко повернулась. Ее раскосые глаза округлились. И она схватилась за горло, словно ее что-то душило. Я улыбнулся и слегка поклонился.

– Здравствуйте, Майя. Позвольте представиться, Кирилл Степанович Акимов. Ваш новый лечащий врач.

– Что… – Майя задыхалась. – Что все это значит?! И почему?! Вы можете мне объяснить?!

Щербенин еще более неестественно закашлял. Этот неуклюжий медведь все портил.

– Майя, извините, я не понимаю вашего недоумения. Но Акимов, действительно, ваш лечащий врач, – Щербенин заикался и запинался. И даже умудрился покраснеть.

Майя села, поджав ноги и укрывшись пледом под самый подбородок. Ее зеленые глаза гневно сверкали, как у взбесившейся кошки. Она почти кричала.

– Вы что, разыгрываете меня?! Да?! И вы… Как вам не стыдно! Главврач, профессор, серьезный человек! Что – вам больше нечего делать! Вы хотите сказать, что ничего не понимаете?! Тогда я вам объясню! Этот человек… Этот ничтожный тип, паршивый музыкантишка копается в моей личной жизни! А вы потворствуете!.. Вы… Врач, давший клятву Гиппократа, потакаете ему. Человеку, который такой же врач, как вы балерина! Это всего лишь жалкий учитель музыки! Этот… идиот!

– Ну, напрасно! – вдруг резко перебил ее Щербенин, видимо обидевшись за сравнение с балериной. Учитывая то, что когда-то в своем далеком детстве он действительно мечтал о балете. Впрочем, я смел надеяться, что при этом Колька еще вспомнил и о мужской дружбе. – Я прекрасно помню клятву Гиппократу, которую еще ни разу не нарушил. А Акимов, к вашему сведению, был одним из лучших студентов на нашем курсе. У него были блестящие перспективы. Но он, как вы правильно заметили, идиот, потому что стал, как вы опять правильно заметили, жалким учителем музыки. Хотя смею заметить, что учитель – далеко не жалкая профессия. Но это к Акимову не относится.

– Ну все! – я замахал руками. – Хватит меня жалеть, даже если я и признаю себя идиотом. Но врачом я остался и уверяю, что девушке нечего делать в клинике. Она совершенно здорова, что сразу видно. Здоровая реакция на появление своего близкого… г-м… очень близкого друга многое объясняет. Ни апатии, ни заторможенности. Кстати, именно по реакции на появление близкого человека в психиатрии определяется степень болезни. Я, как опытный врач, заявляю – реакция прекрасная. Как у вполне здоровой влюбленной молодой женщины.

– Ах ты… – Майя вскочила с дивана, схватила стакан со стола и плеснула водой мне прямо в лицо.

– Ну, что я говорил, Щербенин! По блату ты здесь держишь людей. Все денег тебе мало! С этим следует разобраться. И я лично этим займусь.

Следующим опорожненным сосудом стал графин с водой.

– Идите вы, достали уже! – буркнул Колька. – Вас обоих следует изолировать, как особо буйных.

Но ему ничего не оставалось, как удалиться. Мы остались с Майей наедине. Мы стояли друг напротив друга и молчали. Майя босиком, в махровом халатике, едва закрывающем ее острые коленки, сжимала в руках пустой графин. После исчезновения Щербенина мы не знали, что делать. Оказывается, чаще всего нам удаются сцены в присутствии третьих лиц. Один на один играть было уже довольно затруднительно. Да и нечего было играть. Мы любили друг друга. И молчали.

– Иди ко мне, девочка моя, – я подошел к ней и крепко обнял. Майя не сопротивлялась.

– Ты такой холодный… Такой холодный, – она поежилась.

– Потому что я мокрый. Всего лишь.

– Может, но мне от этого не теплее.

Я усадил ее на диван и укутал в пушистый плед. Она напоминала рыжего котенка.

– Сейчас ты согреешься. Хочешь, я тебе принесу чаю? Правда есть риск, что в него моя добрая подружка медсестра подсыпет яду.

Майя улыбнулась.

– Ты про Зиночку? Не переживай. Она ко мне хорошо относится.

– Ну, это недолго. Пока она не узнает, что я твой друг. Я ведь твой друг, правда, Майя?

Она опустила глаза.

– А другу, особенно, если он единственный и неповторимый, можно рассказать все. Все-все-все.

– Другу… Может быть… Но, если он больше… Чем друг… Тогда хочется врать, чтобы выглядеть лучше.

– Ты знаешь, девочка, я давно тебе хотел открыться, что я парень с большими странностями. Терпеть не могу положительных и безупречных женщин. Меня всегда тянуло к взбалмошным, неустойчивым и неуравновешенным особам.

– Скажи проще – к психопаткам, – резко оборвала меня Майя. – Не потому ли ты стал психиатром? Чтобы найти среди нервных особ свой идеал?

– Вот видишь, что я ни скажу – ты все воспринимаешь в штыки. И все переворачиваешь.

– Но тебе же нравятся такие женщины.

– Да, хотя с ними ужасно трудно. Но трудности меня не пугают. Иди лучше ко мне, – я опять притянул ее к себе, и она покорно положила голову на мое плечо. – Пока не застукала нас Зиночка, давай поцелуемся. Роман учителя со студенткой она бы еще поняла, но врача с пациенткой.

– Ты хоть сам такой роман понимаешь? Особенно, когда от твоей любимой несет микстурами и лекарствами. Женщину нужно целовать, когда от нее пахнет духами и помадой, разве не так?