Солдаты последней войны

– Бедненькая, ангел небесный. Чистота и невинность, святость и целомудрие, – Редиска даже в пьяном угаре так и не расстался со своим лилеем. – У тебя, Акимов, никогда не будет такой жены! Никогда! И какая нелепая смерть… Зачем она села в эту попутку?! Еще с каким-то уголовником? Нелепость! Бред! Хотя я знаю – она так спешила ко мне! Хотя я уговаривал ее: отдохни там, отдохни. Но нет, ко мне. Чтобы Новый год – как всегда вместе… Как всегда… А ты радуйся, радуйся, Акимов, что увидел меня в таком виде. Свершилось возмездие-то…

– Прекрати, Погоцкий!

Я набрал снега и растер ему лицо. Он слегка очнулся, я прислонил его к спинке скамейки.

– Я уважал твою жену. И мне искренне жаль, что она погибла. Она была хорошим человеком.

– Да что ты… Что ты понимаешь… Тебе все давалось легко… Женщины, музыка, работа, дружба… А я… Единственное, что мне было даровано – Настенька. Единственное, что оправдывало меня на земле…

Пожалуй, Погоцкий впервые честно оценил свою жизнь. И как жаль, что для этого нужно было пережить смерть.

– А тебя, Акимов, я ненавижу и всегда ненавидел! – злобно просверлил меня взглядом Редиска. – Ты как тень преследуешь меня. Ты как кривое зеркало. Смотрю на тебя и вижу свою уродливую, страшную рожу… Если бы не ты… Я был бы уверен, что живу правильно. Если бы не такие, как ты… Ненавижу…

Он пошатнулся. Я его поддержал.

– А ее люблю… И она… Она меня всегда любила… Скажи, Акимов, ведь так? Скажи, так?

Он вновь забыл о своей ненависти. И вновь заплакал. И умоляюще посмотрел на меня.

– Ну же, Акимов! Ты, как мой истинный враг, скажи, любила она меня или нет?

Редиска цеплялся за последнее. За ложь. Он надеялся, что как враг я ему скажу: нет, и не надейся. Чтобы обрадоваться. Чтобы вновь убедиться в сволочизме людей и в своей святости. И броситься молиться о грешной душе Настеньки, чувствуя свою непогрешимость и правоту.

– Да, очень любила, – сказал я. – Ты сам не раз говорил, что у тебя была святая жена. И другой такой нет.

– Ненавижу тебя! – Редиска закрыл лицо руками. – И жизнь ненавижу, и смерть… Что мне теперь делать здесь? И зачем?.. И кому я еще нужен?..

Редиска побрел по дорожке, спрятав голову в плечи. Побрел в никуда. Я смотрел ему в след и думал, что единственная, кого он любил на свете, все-таки была Настенька. Больше любить ему было некого… Но все это случилось месяц спустя.

А теперь приближался Новый год. И мы искренне верили, что он будет удачнее предыдущего. Елку мы купили в соседней деревушке. Даже выбирать было не обязательно – любая как на подбор, все пушистые, веселые, слегка припорошенные снежком. Лишь одна была, неудачно срубленная. Слегка общипанная, неудалая, сгорбленная и немножко кривоватая, она грустно примостилась в стороне.

– Вот эту, – Майя решительно указала именно на нее.

– Здрасьте! – я развел руками. – Один раз в году Новый год и почему-то мы должны его справлять под какой-то общипанной елкой. Не выдумывай! Бери любую – все красавицы. А не нравиться – пойду срублю сам.

– Нет, хочу эту! – заупрямилась Майя.

Проворный мужик в тулупе, валенках и огромных рукавицах тут же скумекал что по чем. И даже цену не сбросил «за брак».

– Здрасьте, – не унимался я. – Такие «бабки» за какую-то замухрыжку!

Мужичек хитро подмигнул Майе. Он понял, что торговаться она не собирается. И стал давить на жалость.

– Девушка понимает, лежать этой горемыке в холода и стужу на лесной дорожке и сохнуть за ненадобностью, – жалобно хлюпнул он красным носом, заговорив вдруг как старушка-сказительница.

– Мы берем ее, не беспокойтесь, – успокоила его Майя.

– Хорошая у тебя, шалопая, девушка, – мужичек так обрадовался неожиданному доходу, что чуть было не пустился в пляс. – Ох, хорошая. Знает, что красоту можно сделать из самого нерадивого. Ты б на себя посмотрел…

Неожиданно и бесцеремонно он ткнул меня рукавицей.

– Чем ты-то лучше несчастного деревца? Так даже из тебя подобие человека сделали.

– Ну, спасибо, – я низко поклонился. – Беру некондиционный товар, да еще и всякие гадости выслушиваю.

Нехотя я взял елку подмышку, а мужик обратился к Майе.

– А тебе, славная девушка, как бы в премию, – он вытащил из кармана какую-то вещицу. – Вот, на досуге балуюсь. Поставь под елку вместо деда Мороза.

И мужичек протянул Майе маленького человечка, сделанного из шишек. На голове вместо шапки – пробка, вместо ног и рук – спички.

– Пусть он принесет тебе счастье.

– Красиво, – улыбнулась Майя, с благодарностью принимая подарок. – Вот и первое поздравление.

– Опередил, значит, я твоего шалопая, – мужичек довольно потер руки.

И Майя, и мужичек не ошиблись. Наша худышка и замарашка постепенно превращалась в принцессу. И хотя украшения мы делали своими руками – из фантиков, цветной бумаги, конфет и печенья, елочка хорошела на глазах. А когда я сбегал в холл и свистнул у искусственной громадины гирлянды, серебряный дождик и пару шариков, наша лесная золушка стала и вовсе неотразимой. Под нее мы поставили шишечного человечка. Он, кстати, весьма походил на того мужичка – такой же смешной, расторопный и хитрый. Он обещал нам счастье.