Соленый ветер

Женевьева села рядом со мной на кровать.

– Надпись на ноже. Я все узнала, – она изумленно покачала головой, – он принадлежал не Лансу, Анна.

– Боже. Но кому?

Она достала из сумки блокнот и открыла первую страницу.

– Пугающая неожиданность. Нож принадлежал полковнику Мэтью Донехью, командиру базы. Должно быть, какая-то ошибка.

Как долго я ошибалась…

– Это не ошибка, – ответила я, выпрямив спину. В голове мгновенно пронеслись картины из прошлого: Китти, рыдающая на кровати, Атея, испуганная и смущенная, в ночь рождественской службы, окровавленное лицо Уэстри в мужских казармах. Конечно, это не Ланс. Теперь я поняла. Это полковник.

Женевьева растерялась:

– Никто не поверит, что уважаемый командир мог совершить такое жестокое преступление. Есть только один способ точно узнать правду – найти ту американскую медсестру и поговорить с ней. Может, она – недостающий кусочек мозаики. Нож слишком проржавел, отпечатки пальцев не снимешь, а островитяне ничего не скажут. Я уже пыталась с ними говорить. – Она обреченно пожала плечами. – Велик ли шанс найти ту медсестру по телефону? Вряд ли, ведь так?

– Возможно, – я на мгновение умолкла в нерешительности, – я знаю эту женщину.

– Правда? – удивилась Женевьева.

– Да. Во всяком случае, знала. Она была моей старой подругой. Лучшей подругой. Мы вместе приехали на этот остров.

Я всмотрелась в лицо Женевьевы – она так похожа на Китти. Неужели уже поздно?

– Как ее зовут?

– Китти. Китти Морган, – вздохнула я. – Не знаю, что с ней теперь. Мы очень давно не общались.

У Женевьевы загорелись глаза.

– Мне знакомо это имя – Китти. Я переписывала информацию о ней из списка служащих в лазарете. Мне удалось найти номер телефона, но я так и не позвонила: на тот момент не было причин, – она перелистнула страницы блокнота и нашла нужную страницу, – да, вот он. Китти Морган Хэмптон. Сейчас живет в Калифорнии – во всяком случае, жила два года назад. Анна, вы сможете ей позвонить?

Мне стало нехорошо.

– Я?

– Да. – Она выжидательно посмотрела на меня.

– Но это ваш проект, вы и звоните.

Женевьева покачала головой:

– Она скорее поговорит с вами, чем с незнакомкой.

Если бы ты знала.

Я вспомнила, как холодна была со мной Китти в последний месяц на острове, как она вела себя с Уэстри, как встала между нами, разделив навсегда. Нет, я не могу с ней говорить.

Вдруг Дженнифер положила мне на плечо подбородок.

– Время меняет людей, – прошептала она. – Когда-то ты любила ее. Не хочешь выслушать ее версию?

Да, любила. И, возможно, люблю до сих пор. Спустя годы воспоминания о Китти по-прежнему волновали меня.

– Хорошо, – сдалась я. – Я позвоню.

Дженнифер протянула мне телефон, и я с сомнением набрала номер, записанный в блокноте.

– Алло? – Голос Китти стал резче, но интонации остались прежними. Я окаменела, не в силах произнести ни слова.

– Алло? – повторила она. – Если это телемаркетёр…

– Китти? – сдавленно произнесла я.

– Да?

– Китти? – Голос сорвался, из глаз потекли слезы. – Китти, это Анна.

– Анна?

– Да. Анна Келлоуэй Годфри.

– Боже, Анна. Это действительно ты?

– Да, это я.

Дженнифер протянула носовой платок, я тихонько высморкалась. Китти на другом конце провода сделала то же самое.

– Анна, я… Я… – Ее голос дрожал. – Даже не знаю, что сказать. Как ты?

– Забавно, но я не знаю, как ответить на этот вопрос – прошло столько лет… С чего начать?

– Ну, для начала я попрошу у тебя прощения, – мягко проговорила Китти. Жесткие интонации, так потрясшие меня в Париже, исчезли. Годы смягчили ее голос и, вероятно, – сердце.

– Китти, я…

– Нет, позволь закончить. Я начинаю сдавать, Анна. Возможно, это мой последний шанс. Я должна была найти тебя много лет назад. Не знаю, почему не сделала этого. Мне очень стыдно.

– Ах, Китти, – пробормотала я, утирая бегущие слезы.

– Я очень сожалею о своем поведении на острове и в Париже, – продолжила она. – После родов я как будто заледенела. Провалилась во тьму, сама того не осознавая. Теперь я понимаю, что впала в депрессию – так называемую послеродовую депрессию, как говорит дочь. Но я…

– Китти, у тебя есть дочь?

– Да, три. То есть четыре… Могу тебя порадовать, я вышла замуж за хорошего человека. Мы познакомились в Париже после войны, он был моряком. Потом переехали в Калифорнию. Мы прожили хорошую жизнь. – Она ненадолго умолкла. – А ты, Анна? Ты прожила хорошую жизнь? Я часто о тебе вспоминала.

– Да, – тихо ответила я. – Почти во всем.

Китти вздохнула:

– Анна, я должна кое-что сказать тебе об Уэстри.

Почему его имя до сих пор вызывает у меня такие эмоции, такую боль? Я крепко зажмурила глаза.

– В Париже он только о тебе и говорил. Постоянно про тебя спрашивал и надеялся, что ты придешь.

– Я и пришла. Ты же помнишь.

– Да. – В голосе Китти послышалась глубокая досада. – Я вам завидовала.

– И перехватывала его письма?

Китти вздохнула:

– Ты знаешь об этом?

– Недавно узнала.

– Анна, мне очень стыдно, – со слезами призналась она. – Возможно, я изменила вашу жизнь. Это невыносимо.

Гнев, родившийся в моем сердце, внезапно утих.

– Я тебя прощаю. Я тоже чувствую, что мое время подходит к концу.