Солнечный дождь из черной дыры

Она отвернулась от Веры, уставилась в окно и спросила ничего не выражающим голосом:

– И как он нашёлся?

– Его моя дочь домой привела, сама не зная, кто это! Они на работе познакомились. Вот такое чудо произошло…

И вдруг Вера устыдилась, встретив осуждающий взгляд Матушки.

– Чудо, говоришь?

Ведь Матушка знала, как она лишилась сына. Раньше для Веры это было горем, а сейчас стало стыдом. На ней, на Вере, грех так и остался. Имеет ли она право так легко и счастливо радоваться, зная, что позволила сделать со своим ребёнком когда-то давно? Матушка будто читала мысли Веры и смотрела на неё даже с какой-то брезгливостью.

– Да-а-а, – протянула Матушка многозначительно, – не ожидала я от тебя такой чёрной неблагодарности. Впрочем, чему удивляться? Человек – та же скотина, понимает только кусок сахара или плётку. И ты, Вера, такое же ограниченное животное. Когда тебе плохо, ты приходишь, выливаешь на меня, на сестёр, на отца нашего всевышнего ворох своей боли, горя, даже грязи, не побоюсь такого слова. Ты знаешь, что я твою боль на себя перенимаю? Разделяю её с тобой! Грязью твоей мараюсь! Знаешь! Поэтому ты приходила к нам, хотела горе разделить, помощи искала. И я тебе помогла! Я ночи не спала, с колен сутками не вставала, до язв их разбила! Что там я… Сёстры за тебя молились денно и нощно. Вымолили тебе счастье! И всё? Неблагодарная Вера получила своё и исчезла. Простого спасибо не сказала.

Матушка вздохнула глубоко и скорбно.

– Я знала, что сын твой нашёлся. Мне отец Эммануил сказал, – быстро сориентировалась в ситуации Матушка. – Я, наивная, всё ждала, когда моя Вера придёт со мной радость разделить, а не только горе. Не дождалась!

– Матушка! – Вера схватила её за руку, приложилась к ней губами. – Простите меня! Радость мне глаза застила. Это ж такое счастье! Сына вижу, могу о нём заботиться, кормить, постель ему перестилать, обнимать…

– Довольно! – отдёрнула руку Матушка. – Ты забыла закон вселенский! За всё надо платить и за счастье тоже. Я в твой дом больше ногой не ступлю. Я твоей семье неделю давала на размышления, уже три прошло. Терпение моё не безгранично! Три миллиона отдашь завтра моим мальчикам. Не соберёшь денег – твой сын узнает, как он «потерялся». Вы ему, наверное, не сказали, как именно он оказался сиротой при живых родителях? Для бедного сиротки сочинили какую-нибудь душещипательную историю, ложью пропитанную?

– Матушка! – слёзы брызнули из глаз, и Вера принялась снова хватать её за руки. – Вы же знаете, у меня нет таких денег! И собрать я никак не смогу! Простите меня! Простите! Я отработать могу!

– Я больше знать тебя не желаю! И работа твоя нам не нужна, от тебя скверна идёт. Ты стены нашей чистой обители испачкаешь своей аурой.

– Матушка, у меня триста тысяч на чёрный день спрятаны, возьмите, только не губите!

– Хорошо, я пойду тебе навстречу, неси свои триста тысяч. Ими ты время купишь. Неделя – сто тысяч. Деньги отдашь через три недели. Но всё равно три миллиона. Толик, иди с ней за деньгами, – дала она команду Толику.

Машина остановилась, грубые руки вытолкнули Веру на дорогу, она не удержалась на ногах и упала в придорожную пыль. Толик медленно вышел из авто и пошёл за Верой.

* * *

Нинель Борисовна сегодня снова тешила своё магическое «Я». Это самое «Я» купалось в овациях благодарных клиентов и поклонников магического дара. Наблюдая происходящее, Нинель удивлялась сама себе и даже невольно задумывалась, кто она в действительности – талантливый режиссёр, гениальная актриса или реально потомственная ведьма.

Сегодня на десять утра она запланировала сеанс гадания. Женщины, желающие узнать свою судьбу, собрались к десяти без опоздания, но Нинель сегодня изволила подольше поспать, потом затянула с завтраком и в результате начала в одиннадцать тридцать. Клиенты безропотно ждали. Они понимали, что Нинель Борисовна настраивала свои чакры на приём информации со звёзд, а это непросто, возможны помехи в эфире.