Солнечный дождь из черной дыры

За столом разговор неожиданно принял странное направление. Нинель Борисовна в разговорах обычно активного участия не принимала. Она выступала в качестве истины в последней инстанции. То есть развивали какую-то тему, любую. Будь то наваристость супа или введение пенсионной реформы. Присутствующие высказывали мнение, потом Нинель говорила: «Суп – редкая дрянь, слишком жирный, опять изжога будет» или «В Думе только спят за наши деньги и просыпаются, чтобы придумать, как бы ещё простых работяг облапошить». На этом обсуждение заканчивалось.

А сегодня она вдруг разговорилась:

– Какой парень тут у нас по соседству живёт! Такой внимательный! Сейчас молодёжь старость не уважает, места никогда не уступят, ноги оттопчут, собьют, мимо тебя пробегая. А Алексей! Выхожу из дому, если он меня увидел сразу: «Нинель Борисовна, куда вас подвести? Давайте сумку тяжёлую возьму». За руку поддержит, всегда с уважением, всегда с улыбкой.

Присутствующие за столом, не понимая, к чему клонит Нинель, молчали. Интересно было бы посмотреть на самоубийцу, который посмел бы что-то отдавить Нинель. И какую такую сумку тяжелее ридикюля она носит? Стас с любопытством изучал родственников. Не дождавшись никакой реакции, Нинель продолжила, обратившись непосредственно к Юльке:

– Что, Жулька, смотришь, глазами бестолковыми блымкаешь? Для тебя говорю. У нас в деревне в твои годы уже по трое детей имели, а ты даже не замужем. Стыдно! От людей стыдно! Люди смотрят и думают, что у внучки Борисовны что-то не в порядке. Больная или психованная? Почему никто замуж не берёт?

– Так Юля сама пока замуж не собиралась, – заступился за Юльку Стас после затянувшейся паузы.

Юлька спокойно намазывала паштет на хлеб. Она обернулась к Стасу и благодарно улыбнулась. Бабка переключилась на Вадика.

– Ты что молчишь, Вадик? Надо же подумать, куда её пристроить, раз уж природа женским умом обделила.

– Мать, так можно ей кого-нибудь посолидней подобрать. Договоримся!

– Ой! – махнула рукой бабка. – Что ты договоришься! Ты меня слушай! Вы с Верой женились – какой из тебя муж был? Без слёз не взглянешь. А я знала, что из тебя человек выйдет. Вот и ты к Алексею присмотрись. Он для семьи надёжной опорой будет. Это тебе я говорю.

– Я пока замуж не собираюсь. Ни за Алексея, ни за кого-либо другого, – возразила родственникам Юлька, даже не пытаясь что-то объяснять.

И бабка поняла, что с невестой для Лёхи будут проблемы. Юлька при всей её мягкости и послушании умела настоять на своём. Бабка даже не понимала, как это происходит, без конфликтов и споров, но делать что-то против воли заставить её было невозможно. Но ничего, и на неё управа найдётся. Юльку можно на жалость взять. Надо, чтоб она Лёху пожалела. Спасла от чего-нибудь. Подумать надо. Вот что за люди, всё время ко всем подход искать надо. На Нинель вся семья держится!

Вадик за ужином снова принял на грудь лишнего. Лишнего выпил и съел. Тяжело отдуваясь и громко отрыгивая, он вышел на порог, вдохнул свежего воздуха, постоял. Стоять было тяжело, тянул к низу полный желудок. Алкоголь в крови тоже устойчивости не добавлял. Вадик крепко ухватился за перила и пошёл вниз, решив посидеть на скамейке. Вдруг его качнуло в сторону, и он ногой попал во что-то мягкое.

– Верка, – закричал он. – Что у тебя тут во дворе валяется! Пройти невозможно…

Он склонился, чтобы рассмотреть, куда наступил. И вдруг, зажав рукой рот, быстро побежал к газону. Его вырвало.

На второй ступеньке лестницы, ведущей в дом, лежала кошка. Огромные глаза слепо уставились вперёд, жёлтая львиная шкурка поблёскивала, лоснилась в рассеянном свете фонаря. Не было видно крови, она лежала мёртвая, сложенная пополам в обратную сторону. Кто-то сломал ей позвоночник.

– Вера! Стас! – взахлёб рыдал Вадик. – Посмотрите! Это как же?! Это кто же?! Это же кошка! Посмотрите, это моя Клеопатра?

Надежда, что это чья-то чужая кошка, забрезжила в его нетрезвом мозгу, и он побежал в дом, расталкивая столпившуюся на пороге семью.

– Клео! Клео! Девочка моя! Иди ко мне скорее! Кис-кис-кис…

Он бегал и плакал. Кошка не отзывалась. Тогда он снова выскочил из дому. Вера уже подняла кошку, в её смерти сомневаться не приходилось, как и в том, что это Клеопатра. На ней был кожаный модный ошейник, подаренный когда-то Ларой.

Вера принесла кошку в дом и завернула в полотенце.

– Посмотри, посмотри, – требовал Вадик, – может, она живая?

– Нет, Вадик, мне так жаль, – Вера чуть не плакала.

Юлька подошла к отцу и осторожно погладила его по руке:

– Не расстраивайся, пап…

Он оттолкнул её руку и заорал:

– Кто это сделал?! Это кто-то из вас?! Я знаю! Вы все её ненавидели! Мою кошечку! Мою девочку! У меня последняя отдушина в жизни оставалась! Вы меня не понимаете, не жалеете!

Он подскочил к столу и залпом опрокинул рюмку, налил и выпил ещё. Потом тяжело опустился на стул, закрыл руками лицо и зарыдал.

– Что с ней делать-то теперь? – растерялась Вера.

– Что делать? – передразнила её бабка и тихо, чтобы не слышал Вадик, скомандовала. – За двор на помойку отнеси да и вся недолга.

Но он услышал: