- Противно? – глаза сармата на миг сузились. Речник вздрогнул и тихо всхлипнул, обхватив его свободной рукой за плечи и прижимаясь к раскалённой груди.
- У тебя ранка на затылке, Гедимин, – пробормотал он, уже не сдерживая слёз. – Я больно тебе сделал, снова сделал тебе больно… Я бы все твои раны на себя принял, если бы мог… а я стрелял в тебя… Гедимин…
- Хватит, Фриссгейн, – огромная горячая ладонь опустилась на его спину, сармат прижал его к себе, но судорога, пробежавшая по телу, заставила его разомкнуть объятия, и Речник снова вздрогнул, испуганно глядя на серое лицо. – Ты защищался и защищал своих… соплеменников. Это правильно. Неправильно другое…
Он повернул голову, глядя на жёлтый камень. Ветер уже сточил его до половины. Глаза сармата потемнели.
- Сны не должны так работать, Фриссгейн, – сармат стиснул его запястье так, что едва не затрещали кости, но Речник не шелохнулся. – Это образы, всплывающие из памяти. Это не связь между разумами. И… это не оружие. Не то, что сводит с ума. Весь Восточный Предел сейчас видит неправильные сны, и из-за них всё идёт вразнос. Что-то сломалось, Фриссгейн, ты говорил об этом тогда, весной, но я…
По лицу Древнего пробежала судорога. Речник всхлипнул.
- Сломалось, Гедимин, – прошептал он, приподнимая голову сармата – может, так ему не больно будет говорить?..
- Это солнечный змей, Тзангол, – комок в горле делал слова несвязными, и Фрисс никак не мог его проглотить. – Самая мерзкая тварь во вселенной. Он отравил солнечный свет, Гедимин, отравил даже свет лун. Свет проходит в разум спящих, собирает самые гнусные видения и разносит их, разносит повсюду. Он будит гнев и злобу во всех, все старые обиды, всю дрянь со всех свалок и могильников! Он даже эту войну вспомнил, чтобы мы с тобой не по нему стреляли, а друг по другу. Чтобы мы… чтобы все живые убивали друг друга, рвали на куски. Он был в этих снах, Гедимин, он смотрел, как мы убиваем друг друга… Вайнег, Вайнег его сожри!
Он не выдержал и завыл в голос, прижимая к себе раскалённое тело. Сармат был тяжелее и твёрже скалы, Речник не мог приподнять его – даже голова, как камень, припечатала его ладонь к земле. Древний резко выдохнул, его глаза стремительно темнели, превращаясь в узкие чёрные прорези.
- Отравленный свет? – прошептал он, потянувшись к поясу – но там не оказалось ни бластера, ни приборов, и сармат досадливо сощурился. – Вот почему фон постоянно растёт… ЭСТ-излучение, несущее информацию… как весной, чтобы вызвать реакцию… только не в ирренции, а в мозгу… Гедимин, болван, почему ты не проверил это сразу?!
Он ударил кулаком по окровавленной земле. Фрисс отшатнулся, глядя на него с испугом.
- Что с тобой, Гедимин? Чем помочь? О чём ты?
Древний схватил его за плечо – рука, словно сделанная из раскалённого свинца, прижала Речника к земле, и он боялся шевельнуться.
- Ты уже помог, знорк-ликвидатор, – прошептал Гедимин. – Ты нашёл неисправность. Спасибо, Фриссгейн. За мой разум и целостность реакторов. Теперь моя очередь. Исправлю, что смогу. Если повезёт, мы ещё встретимся…
Он закрыл глаза и задержал дыхание, дрожь пробежала по лицу – и тело, твёрдое, как скала, обмякло и вытекло из рук Речника, быстро уходя в землю. Фрисс судорожно вздохнул. Всё плыло перед глазами, звон в ушах становился всё громче, плавкая одежда каплями стекала по телу, превращаясь в пыль. Мир-наваждение таял, расползался, как гнилая ткань, за пыльной степью уже проступали очертания тёмных деревьев.
«Знорк-ликвидатор…» – криво усмехнулся Речник, крепко прижимая к себе дозиметр. «Помог? Если бы, Гедимин. Если бы… Только ты держись там, на Восточном Пределе. Держись, Гедимин. Мы уже идём…»
Что-то громыхнуло в дальних коридорах, глухое эхо ударилось в прочные стены медотсека, и ему ответил тревожный вой сирены. Гедимин кубарем прокатился по полу и открыл глаза спустя долю секунды после того, как сфалт оказался в его руках. Он стоял посреди пустого отсека и держал оружие, направив его на закрытую дверь. Сирена уже смолкла, огни над сомкнутыми створками, помигав, угасли. Сармат зажмурился, рывком поднялся, закинул сфалт за плечо и прислушался к звукам из коридора. На станцию опустилась давящая тишина, Древний вслушивался до звона в ушах – но все механизмы работали исправно, ничто не было повреждено.
«Выстрел,» – глаза сармата недобро сузились. «Вот до чего дошло.»