Солнце и Замок

– Однажды, – нарушив молчание, заговорил я, – я имел глупость поверить, будто Текла осталась жива. То был обман, уловка, чтоб заманить меня в рудник обезьянолюдей, а подстроила это Агия… однако сегодня я видел в толпе ее казненного брата.

– Вижу, ты не понимаешь, что с тобою произошло, – слегка пристыженно ответила Афета. – Затем я и здесь – чтобы все тебе объяснить, но объяснять ничего не стану, пока ты не будешь готов меня выслушать. Пока не задашь вопроса.

– А если я ни о чем не спрошу?

– Тогда и объяснений никаких не получишь. Однако тебе лучше бы во всем разобраться, особенно если ты и есть Новое Солнце.

– Урд вправду так много значит для вас?

Афета отрицательно покачала головой.

– Зачем тогда столько возни вокруг нее… да и со мной?

– Затем, что для нас очень многое значит ваша раса. Конечно, покончить со всем этим одним махом было бы куда проще, однако вы рассеяны по десяткам тысяч миров, и такой возможности у нас нет.

На это я не сказал ничего.

– Заселенные вами миры слишком далеки друг от друга. Если один из наших кораблей отправится с одного на другой со скоростью света звезд, путешествие займет многие сотни лет. Конечно, на борту этого не заметят, но тем не менее. А если корабль помчится еще быстрее, лавируя среди солнечных ветров, время потечет вспять, и к месту корабль прибудет прежде отплытия.

– Должно быть, это весьма неудобно, – заметил я, глядя вдаль над водой.

– Для нас – да, но не для меня лично. Если ты полагаешь, будто я – нечто вроде царицы или хранительницы вашей Урд, оставь эти мысли. Я ничего подобного собою не представляю. Но… да, представь, что нам захотелось сыграть в тавлеи, а клетки доски – плоты на волнах этого моря. Хочешь ты сделать ход, но плоты тут же приходят в движение, кружатся, перемешиваются, образуют новое сочетание, а чтоб передвинуть фигуру, нужно долгое время грести, плыть с одного плота на другой.

– Кто же ваш противник в игре? – спросил я.

– Энтропия. Хаос.

Я повернулся к Афете.

– Но, говорят, выигрыш в игре с ним невозможен.

– Мы знаем.

– Скажи, Текла вправду жива? Жива… вне моего сознания?

– Здесь? Да.

– А если я увезу ее на Урд, продолжится ли ее жизнь там?

– Этого тебе не позволят.

– Тогда не стану и спрашивать, нельзя ли остаться здесь, с нею. На этот вопрос ты уже ответила. «Общим счетом менее суток», верно?

– А ты бы остался здесь с нею, будь это возможно?

Я ненадолго задумался.

– Остаться здесь, а Урд бросить на гибель, замерзающей в темноте? Нет. Текла не отличалась ни добротой, ни порядочностью, но…

– Не отличалась? По чьим меркам? – уточнила Афета.

Я промолчал.

– Я вправду не знаю ответа, – объяснила она. – Возможно, ты свято веришь, будто для меня ничего неизвестного нет, но это вовсе не так.

– По ее собственным. А сказать я, если сумею внятно выразить эту мысль, собирался вот что: все экзультанты – исключения крайне редки – чувствуют за собою определенную ответственность. Долг. Во время наших бесед в камере меня не раз поражало, сколь мало она, такая ученая, ценит собственные познания. Гораздо позже, проведя на троне около полдюжины лет, я понял: все дело в том, что ей было известно нечто большее, и этому большему она училась всю свою жизнь, и… Странное дело: вроде бы этология-то проста до грубости, но я не могу точно объяснить, о чем речь.

– Постарайся, будь добр. Весьма интересно послушать.

– Понимаешь, Текла была готова защищать любого, кто от нее зависит, даже ценой собственной жизни. Потому Гунна сегодня и помогла мне изловить Зака. Разглядела во мне нечто от Теклы, хотя наверняка понимала, что в действительности я вовсе не Текла, и…

– Тем не менее ты говоришь, что Текла не отличалась ни добротой, ни порядочностью.

– Доброта и порядочность есть нечто намного большее. Это она знала тоже.

В попытках собраться с мыслями я умолк и вновь устремил взгляд к серебристым отблескам волн во мраке позади лодок.

– А я… Как бы тебе объяснить… Перенял от нее это чувство ответственности, или, скорее, вобрал его вместе с ней. И если б сейчас ради нее предал Урд, то стал бы нисколько не лучше, напротив, гораздо хуже нее. Но ведь ей хочется, чтоб я оставался лучше – ведь всякий из любящих хочет видеть в любимом человеке намного лучшего, чем он сам.

– Продолжай, – задумчиво проговорила Афета.

– Меня влекло к Текле, поскольку она была намного лучше, выше меня во всех смыслах, и в моральном, и в социальном, а ее влекло ко мне, так как я невообразимо превосходил и ее, и ее подруг уже тем, что делал полезное, нужное дело. Большинство экзультантов на Урд подобным похвастать не могут. Да, их власть велика, все они старательно напускают на себя важный вид, без умолку внушают Автарху, будто правят своими пеонами, а пеонам внушают, будто правят Содружеством, однако в действительности не делают ничего и в глубине души прекрасно осознают это. Если не все, то лучшие из них просто боятся воспользоваться собственной властью, ибо знают, что разумно распорядиться ею не в силах.