Солнце и Замок

Проем арки вел в довольно просторный зал с высокими потолками. Стены его украшали огромные маски, а вода, точно слезы капавшая из их глаз, наполняла покойные бассейны с расставленными вдоль бортиков чашками вроде той, которую принесла мне женщина помоложе. В дальней стене зала имелся наклонный люк, и вел он, судя по устройству, наружу, на палубу.

Как только женщины уселись рядом, по бокам от меня, я сказал:

– Вы обе – одна и та же особа. И сами так говорите, и я в это верю вполне.

Обе кивнули.

– Но не могу же я звать вас одним и тем же именем. Как к вам обращаться?

– В ее годы, покинув родную деревню и оказавшись здесь, – ответила Гунни, – я решила, что не желаю оставаться Бургундофарой, и попросила товарищей называть меня Гунни. Теперь об этом жалею, однако, даже если попрошу, они на попятный уже не пойдут – хотя бы так просто, смеху ради. Стало быть, зови меня Гунни: я ведь, если подумать, Гунни и есть. Ну, а девчонку… – Осекшись, она глубоко вздохнула. – Ну, а девчонку, которой я была в прошлом, зови, если угодно, моим прежним именем. Менять его на другое ей уже расхотелось.

– Идет, – согласился я. – Наверное, объяснить, что не дает мне покоя, можно и лучше, однако я все еще слаб и мыслю не слишком-то ясно. Однажды мне довелось увидеть некоего человека, поднятого из мертвых.

Обе уставились на меня, высоко подняв брови. Бургундофара задохнулась от изумления.

– Звали этого человека Апу-Пунчау. Был там и еще кое-кто – человек по имени Хильдегрин. И вздумалось этому Хильдегрину помешать Апу-Пунчау вернуться восвояси, в гробницу.

– А он кто был? Призрак? – прошептала Бургундофара.

– Не совсем… по крайней мере, на мой взгляд. А может, все дело лишь в том, что именно ты понимаешь под «призраком». Вероятно, он так глубоко укоренился во времени, что к тому дню не смог умереть окончательно… а может, и вовсе не сможет умереть никогда. Как бы там ни было, мне захотелось помочь Хильдегрину: ведь действовал он по указке особы, старавшейся исцелить одну из моих близких подруг…

Здесь, на вопросе дружеских отношений, мой разум, по-прежнему затуманенный убийственной атмосферой коридора, застрял безнадежно. Вправду ли Иолента была мне подругой? Могла бы стать ею, если б оправилась?

– А дальше? – поторопила меня Бургундофара.

– Я побежал к ним… к Апу-Пунчау и Хильдегрину. Тут – взрыв… нет, взрывом это, наверное, не назовешь, однако ничего более похожего – ну, разве что удар молнии – мне в голову не приходит. Словом, Апу-Пунчау исчез, а Хильдегрин превратился в двух Хильдегринов разом.

– Как мы?

– Нет, то был один и тот же Хильдегрин, только повторенный дважды. Один боролся с невидимым духом, а другой со мной. Но перед этим, еще не заметив Хильдегринова раздвоения, я разглядел лицо Апу-Пунчау, и оно оказалось моим. Много старше… однако моим.

– Да, – заметила Гунни, – прав ты был, пожелав присесть где-нибудь. Рассказывай дальше. Теперь уж мы от тебя не отвяжемся.

– Сегодня утром… Цадкиэль, капитан, отвела мне прекрасные апартаменты. Прежде чем выйти, я вымылся, а бреясь найденной там бритвой, здорово испугался собственного лица в зеркале, но теперь понял, чье это было лицо.

– Апу-Пунчау? – ахнула Бургундофара.

– Твое, чье же еще, – не согласилась с ней Гунни.

– Я вам еще не все рассказал. Взрыв, или молния… словом, Хильдегрин этой вспышки не пережил. Позже я, кажется, понял, в чем было дело… да и сейчас полагаю, что не ошибся. Меня стало двое, а потому Хильдегринов тоже стало двое, но второй Хильдегрин отделился от первого, а человек, разделенный надвое, неспособен остаться в живых. А может, он попросту, разделившись, не смог воссоединиться, когда я, Севериан, снова остался один.

Бургундофара кивнула.

– Гунни уже говорила, как тебя звать. Красивое имя – будто клинок меча.

Гунни погрозила ей пальцем, веля умолкнуть.

– И вот теперь я с вами, обеими. И, если не ошибаюсь, меня здесь вовсе не двое. Или вы видите двух?

– Нет, – подтвердила Бургундофара, – но неужели ты не понимаешь? Разницы-то никакой! Если ты еще не был Апу-Пунчау, значит, не можешь и умереть!

– Похоже, даже я разбираюсь во времени куда лучше тебя, – вздохнул я. – Я был будущим Апу-Пунчау, и с тех пор миновало уже десять лет, а настоящее способно изменить будущее в любой момент.

Гунни покачала головой.

– По-моему, я все же знаю о времени больше твоего, пусть даже ты приведешь на Урд Новое Солнце и изменишь весь мир. Для нас, здесь и сейчас, этот человек, Хильдегрин, вовсе не помер десять лет тому назад. Вернувшись на Урд, ты очень даже можешь узнать, что с тех пор прошла целая тысяча лет, или что смерти его еще невесть сколько ждать. Ну, а здесь – ни то ни другое. Сейчас мы с тобой летим и между солнцами, и между годами, а стало быть, хоть две Гунни, хоть целая дюжина никому ничем не угрожают.

Тут она сделала паузу. Гунни вообще говорила исключительно медленно, а сейчас слова вовсе выползали из ее рта, точно матросы, пережившие крушение, из-под обломков разбитого корабля.